Пруссией «avec tout de circonspection»[54], чтобы никому не казалось, что он открыто стоит на стороне Баварии. Фридрих планировал не раскрывать своих карт возможно дольше. Подобные маневры были и остаются обычными для дипломатии, которой приходится заниматься торгом. Это нормальное явление. Однако поскольку Фридрих на международной арене, как и в большинстве дел, сам принимал решения, то переговоры и уловки, которые являются простой разменной монетой в межгосударственных сделках — с неизбежной маскировкой истинных намерений, — воспринимались как личные поступки и персональная ложь.

Он не пытался избегать таких вещей. Это было частью его философии. Монарх обязан делать ради своего народа то, что обычный человек не может себе позволить. Всю жизнь Фридрих говорил двусмысленно, скрывал сокровенные мысли, менял цели сообразно с обстоятельствами. Он давал гарантии, понимая при этом, что изменил слову, если переменится ветер. ()н не верил, что мир международной политики дорос до того, чтобы мудрый правитель, действующий в интересах своего народа, мог отказаться от периодической и искусно приправленной лжи. Конечно, до определенных границ.

В течение долгого правления Фридрих всегда был готов к обману. Порой он сильно переживал из-за этого. Король полагал, ч го государства и политические объединения из-за враждебной среды, в которой они обречены существовать, находятся в состоянии необъявленной войны. Мудрый правитель может не позвонить превратиться ей в другую, настоящую войну, где люди убивают друг друга. В необъявленной войне обман является существенной составляющей успеха, даже условием выживания. Периодические попытки лицемерно оправдываться — всего лишь дополнительные средства. Личная нравственность — это совершенно другое дело.

Тем временем письма Фридриха рассылались в разных направлениях с целью подчеркнуть справедливость и обоснованность его действий и очертить пределы его амбиций. Он очень стремился к тому, чтобы Россия оставалась в стороне от конфликта. Императрица Анна, которой вскоре на смену придет племянница и ее несчастный маленький сын-царь, умерла через несколько недель после императора Карла VI. Письма Фридриха послу в Санкт-Петербурге, барону фон Мардефельду, были очень подробными; и он получил в награду оборонительный альянс, соглашение о котором было достигнуто в январе 1741 года. В этом успехе большая роль принадлежала генералу фон Винтерфельду, особо доверенному лицу короля, посланному на короткое время со специальной миссией к русскому двору, где он имел родственные связи. По вопросу о выборах императора Фридрих выражал Францу Лотарингскому свое возмущение, скорбя о том, что неправильно понят. Готтеру 26 декабря он писал, что «герцог Лотарингский настроен непримиримо враждебно» к его идеям, но послу следует продолжать указывать на выгоды, которые получит Австрийский дом, заручившись поддержкой Пруссии, и намекать, что, заявив претензии на всю Силезию, Фридрих мог бы довольствоваться и частью провинции, если было бы возможно достичь искреннего соглашения.

Фридрих почти не рассчитывал на успех на этом направлении политики и упорно продолжал искать повсюду союзников против разгневанной Вены. Дипломатические усилия прусского короля в конце концов были вознаграждены определенными успехами в начале лета. Франция и Бавария объединились с ним против Австрии, значительно расширив таким образом масштабы войны. Однако к тому времени он уже провел свою первую битву.

Фридрих выехал из Рейнсберга в Берлин 2 декабря и проинструктировал Жордана, чтобы тот держал его в курсе общественных настроений. Ноябрь был отмечен не только лихорадочными военными приготовлениями, но и первым визитом Вольтера к «самому дружелюбному из людей». Он пробыл в Рейнсберге неделю, обсуждая и редактируя «Анти-Макиавелли».

Визит, долгожданный и приятный для обоих, слегка омрачили некоторые привходящие обстоятельства, а также замечания Вольтера но поводу книги. Хоть они и были высказаны, несомненно, в самой элегантной манере, Фридрих это воспринял, как большинство авторов, то есть не очень хорошо. К тому же Вольтер поведал о раздражении мадам де Шатле, не включенной в приглашение, которое она, без всякого сомнения, частенько вымещала на своем любовнике. 2 августа 1740 года Фридрих направил короткое и довольно резкое письмо, в котором сообщал, что будет писать даме, если Вольтер того желает, но, «говоря честно по поводу ее поездки», добавил он смело, «это вас, мой друг, я хотел бы видеть…» La divine Emilie — так они между собой называли мадам де Шатле — «при всей своей божественности — всего лишь несущественное приложение». Всего лишь несущественное приложение! Вряд ли это упростило жизнь Вольтера.

Кроме этого, был еще надвигающийся поход в Силезию. Фридрих скрывал свои намерения, но во Франции подозревали, что с момента смерти императора он вынашивает агрессивные планы в отношении владений Марии Терезии. Его переписка с Вольтером периодически подвергалась перлюстрации, о чем король всегда сообщал, в следующем письме, не называя ответственных за эту акцию, но показывая французским министрам свою осведомленность. Во Франции, конечно, знали об отношениях Фридриха и Вольтера и их возможной пользе. Перед отъездом последнего в Пруссию кардинал Флери «пожалованный в сан старый последователь Макиавелли», попросил Вольтера за деньги во время его визита в Берлин к королю-философу разузнать как можно больше.

В этом Вольтер не преуспел, но у Фридриха, очевидно, возникли подозрения относительно интересов дорогого гостя. Другим обстоятельством, омрачившим короткий визит, была проблема расходов Вольтера, которые Фридрих, естественно, подлостью взял на себя. Короля ошеломила цифра, указанная в счете. Возможно, он уже почувствовал некоторое беспокойство в связи с привычками своего любимого наставника в философии. Фридрих великодушно согласился положить пенсион для молодого маркиза де Шатле — зятя божественной Эмили, чья дочь вышла замуж тоже за де Шатле. Через несколько дней после сообщения о смерти императора Фридрих получил письмо от Вольтера. В нем он недвусмысленно просил о пенсионе, который следовало выплачивать двумя частями. Такая конкретность просителя могла показаться не особенно тактичной. Их теплая переписка тем не менее возобновилась после отъезда Вольтера. Какое-то время по большей мере в стихах, что было сравнительно нейтральным способом выражения приязни.

Район Центральной Европы, где Фридриху предстояло вести кампании в течение почти трех последующих десятилетий, выгоден с точки зрения военных передвижений и пополнения ресурсов: здесь несколько крупных рек, линии коммуникаций, стратегические высоты. На востоке — река Одер, несущая воды на север через Моравский проход в горах восточнее Оломоуца; она фиксирует западную границу Силезии и впадает в море у Штеттина. В центре — Эльба, западный рубеж Бранденбурга, главная водная артерия Саксонии; течет на север через Богемское ущелье в Саксонию и в конце концов впадает в море у Гамбурга. На юге — Дунай — водный путь империи; протекает в восточном направлении через Баварский проход в Австрию, а затем в Венгрию и дальше вдоль границы с Оттоманской империей до впадения