– Ладно, – смилостивился Камень, – давайшестидесятый год, но не позже, не халтурь.

Дождавшись, когда Ворон отлетит подальше, Камень негромкопозвал:

– Змей, ты здесь?

– Здесь я, здесь, куда ж мне деваться. Я уже давноприполз, лежал и слушал, как твой пернатый лазутчик соловьем разливается.

– Просьба у меня к тебе, – начал было Камень, ноЗмей прервал его:

– Что, в пятьдесят девятый год смотаться? Не доверяешьсвоему летучему разведчику?

– Ну ты же все понимаешь, – вздохнул Камень.

– Понимаю, понимаю, – прошептал Змей. – Жди,скоро вернусь.

Камень беспокоился, как бы старые соперники не столкнулись,но волновался он напрасно: мастерство Змея было столь велико, что на добываниеинформации у него ушло совсем мало времени.

– В целом наш милый птенчик не соврал, – сообщилон Камню, – за все лето пятьдесят девятого почти ничего значительного неслучилось. Но два эпизодика я тебе нарыл, может, пригодятся. Во-первых, Аэллапобывала дома у Родислава. Рассказывать?

– Конечно, рассказывай, – заволновалсяКамень. – Как это было?

– Родик обмолвился, что у них большая библиотека и дажена даче очень много книг, и Аэлла попросила разрешения прийти и выбратьчто-нибудь почитать. Конечно, она это сделала с дальним прицелом, ей же нашРодька нравится, из всех москвичей, которых она знает, он в ее глазах являетсясамым достойным ее неземной красоты. Ну вот, значит, приходит она к нему домой,знакомится с папой, Евгением Христофоровичем, и начинает его окучивать своимзнанием греческой истории и мифологии. Папа в полном восторге, разговаривает сней как со взрослой, с ровней, Аэлла выбирает почитать какую-то заумную книжкуи тем самым еще приобретает очки в свою пользу, а потом целую неделю поетРодику о том, какой замечательный у него папа. В общем, все делает по науке.Папа, натурально, делится своими впечатлениями с супругой, и наша КлараСтепановна начинает сыну мозги долбать насчет того, какая хорошая девочкаАэллочка и надо почаще приглашать ее в гости и вообще познакомиться с ееродителями. Ну, Клару-то можно понять…

– Это почему? – не понял Камень.

– Ну а как же? Семейка Александриди – те еще фрукты.Папаша Костас – лицо, приближенное к императору, его сам Твардовский в «Новоммире» печатает, это тогда журнал такой был, жутко престижный. А мамаша Асклепиада– лицо, приближенное к императрице, точнее, к ее лицу. А еще точнее – к лицамжен сильных мира сего. Она, видишь ли, специалист в области челюстно-лицевойхирургии и, пока не эмигрировала в СССР, успела поучиться и постажироваться влучших клиниках Америки и Европы. Главная ее специальность – носы, она их оченьловко переделывает. Ну и подбородки, если кому надо, тоже облагораживает.Представляешь, какие у нее связи и возможности?

– Да-а, – протянул Камень. – А что Родик?

– А ничего. Ему Аэлла нравится, потому что онакрасивая, но он себя с ней неуютно чувствует. Понимаешь, она сама про себядумает, что она такая-растакая – ну просто дальше некуда, и что тот, кого онаудостоит чести быть рядом, тоже должен этой высокой планке соответствовать. АРодик соответствовать не хочет, у него вообще с честолюбием не очень-то, онпарень мирный, покладистый, не борец. Ему с Любой куда спокойнее, с ней ончувствует себя уверенно: он старше, он умнее, он сильнее, Люба глаз с него несводит и в рот заглядывает. А рядом с Аэллой ему все время приходитсянапрягаться, а напрягаться он не большой любитель. Знаешь, такойсибарит-романтик. И вот тут мы, друг мой Камень, подходим к еще одному эпизоду,который, как мне кажется, будет не лишним. Наш Родик уговорил Любу пойти в леспосмотреть на разрушенное молнией дерево. И дорогу-то он знает, и места-то тамкрасивые, и само дерево, в которое молния ударила, тоже совершенно сказочное.Ну, пошли они. До дерева дошли, но Родик не учел, что это место уже у самойопушки, а за опушкой – деревня, а в деревне свои пацаны и свои нравы. И еще онне учел, что Люба уже… ну как тебе объяснить… короче, она уже девушка по всемстатьям, и бедра у нее, и попа, и грудь – все в наличии. Он-то привык еемаленькой считать, потому ничего и не замечал. Только они в обратный путьдвинулись – тут как тут местные парни нарисовались, поддатые, здоровенные, летпо семнадцати. Родик к земле прирос, его затошнило от страха, замутило, головазакружилась, язык к нёбу присох – ну, ты уже знаешь, с ним это бывает, есть унего такая особенность, в стрессовых ситуациях он теряется и ничего несоображает. А парни на Любу наступают, наступают… Ужас! И она – представляешь,какая молодец! – начала с ними разговаривать. Мол, как вас зовут, да выоткуда, да есть ли у вас в деревне такая тетя Маруся, у которой самый лучшийяблоневый сад во всей округе, у нее бабушка всегда яблоки берет и нахвалитьсяне может. А еще у этой тети Маруси есть внук Виталик, второгодник, которому впрошлом году на все лето дали задание упражнения по русскому языку делать, а онсправиться не мог, и ее, Любина то есть, бабушка ему два раза помогала. Ах, этоты и есть тот самый Виталик? Ну надо же, какие встречи бывают! Ты тете Марусепривет от меня передавай, скажи, от Любы Головиной и ее бабушки поклон, ладно?Парням деваться некуда, раз такой разговор пошел – получается, они вроде как бызнакомы уже, не приставать же к знакомой девчонке. Но над Родиком они, конечно,поизмывались всласть, дескать, чего стоишь, защитничек, хвост поджал, если уж стакой девкой гуляешь, так держи фасон, за ее спину не прячься. Одним словом,девочка – молодчинка, никто ведь не учил ее, как надо в таких ситуациях себявести, она чисто интуитивно угадала.

– Да, – задумчиво подтвердил Камень, –интуиция у нее мощнейшая, это мы уже и раньше замечали. Сердцем чует и мысличитает. Но я не понял, а что такого интересного в этом эпизоде?

– Так я до интересного еще не дошел, – хмыкнулЗмей. – Самое интересное-то потом началось, когда парни ушли. Берет,значит, наша Любаша нашего Родислава за руку и ведет по тропинке домой иприговаривает, мол, какой ты молодец, что стоял молчал, ничего не делал и вдраку не лез. Видишь, как все хорошо обошлось, а если бы ты сглупил и начал заменя заступаться, то дело неминуемо закончилось бы дракой. Парни взрослые,пьяные, они ведь и убить могли, забили бы тебя до смерти, а так все хорошозакончилось. Родик идет понурый, в землю смотрит, ты, говорит, наверное,думаешь, что я трус, я и повел себя как трус, а Люба вокруг него вьется, вглаза заглядывает и уговаривает, что все совсем наоборот, что он повел себяправильно и только так и надо было себя повести, чтобы не спровоцироватькровопролитную драку, и она якобы все время, пока с парнями лясы точила,боялась, что Родик не выдержит и влезет в разговор, начнет за нее заступаться ивсе испортит. Но он молодец, все сделал правильно и до беды ситуацию не довел.Во как!

– И что, – с нескрываемым ужасом спросилКамень, – неужели он ей поверил?

– А то! Конечно, поверил. Как же не поверить, когда такхочется поверить? Ой, а она-то перепугалась, бедняжка! Я же видел, она с темипарнями разговаривает мирно так, почти даже ласково, а у самой поджилкитрясутся, она-то отлично понимала, что может из всего этого получиться, ее ибабушка предупреждала, чтобы была осторожнее, и сестра Тамара просветительскуюработу проводила. Люба-то у нас крупная, видная, не скажешь, что всеготринадцать лет.