– Ну, герои, выражаю вам устную благодарность, молодцы,не подкачали. А тебе, Родислав, отдельное спасибо за дочку. Я знал, что могутебе Любашу доверить, и ты мое доверие оправдал. Кстати, Петр Семенович,участковый, очень вас хвалил, говорил, что вы толково все объяснили и место накарте очень точно указали, ему даже искать не пришлось. Одним словом, молодцы,ребята!

Потом он спросил, как там дома, как мама, как Тамара,передал всем привет и велел побыстрее возвращаться, а то и правда последняяэлектричка уйдет, как потом до поселка добираться?

На обратном пути Анна Серафимовна была уже куда спокойнеенасчет сына, ведь она своими глазами видела, что ничего страшного не произошло,зато теперь начала волноваться насчет невестки и внучки.

– Ох, не надо было мне Тамару с матерьюоставлять, – расстроенно приговаривала она. – Зина у нас такаявзрывная, чуть что – сразу в крик, в панику, а Томочка к матери совсем безуважения относится, да и грубовата она. Скажет что-нибудь не так – и все,конец, Зина с собой не справится, не дай бог еще ударит Тамару, а та ведь ни зачто на свете не простит. А то и ответить может. Господи, не передрались бы онитам одни-то!

Бабушкина нервозность передалась и Любе, которая куда лучшеАнны Серафимовны знала, до какой степени неуважительно относилась сестра к ихмаме. Тамара за глаза могла назвать Зинаиду Васильевну не то что курицейбезмозглой, а даже и дурищей безграмотной и постоянно подчеркивала маминунелюбовь к чтению и вообще к приобретению каких бы то ни было знаний помимотех, которые у нее уже были.

– Ну ты посмотри, – насмешливо говорила ТамараЛюбе, когда мама, придя с работы, надевала красивый атласный халат,бледно-голубой с драконами, и ложилась на диван с компрессом на лбу,обрамленном заботливо наверченными кудрями, – можно подумать, что у нееголова болит. Чему там болеть-то? Мозгу – как у бабочки. Это она папу так ждет,лежит, как Даная на картине, изображает интересную бледность и благороднуюмигрень. Ну елки-палки, если ей заняться нечем, если время свободное есть, таклучше бы книжку почитала, все больше пользы, чем так-то валяться. Вотдурища-то!

– Ты что, Тома, – каждый раз пугалась Люба, –разве можно так про маму говорить?

– А что я такого говорю? – искренне удивляласькаждый раз Тома. – Я же не говорю, что мамка у нас плохая, она оченьхорошая, добрая, жалостливая. И красивая к тому же. И папу любит, и нас стобой. И Бабаню. А то, что она глупая и необразованная курица, – так этоже правда. Разве нет?

И Люба не находила что ответить. Да, Бабаня, пожалуй, права,Тамара с такими взглядами может не вынести маминых истерических причитаний ивывалить ей прямо в лицо все, что думает. Вот ужас-то будет!

Они вышли из электрички, которая с прошлого года ходила аждо самой Калуги и делала остановку прямо возле поселка, и чем ближе подходили кдому на улице Котовского, тем ярче картины одна другой страшнее рисовалисьЛюбе. То ей чудилось, что вот-вот навстречу им из-за угла выбежит разъяреннаяТамара, скажет, что мама ее ударила или, того хуже, избила и она, Тамара,навсегда уходит из дома. То виделось, что мама заперла нагрубившую ей дочь всарае, и теперь их ссора – это уже на всю оставшуюся жизнь, и никогда большемать и дочь слова друг другу не скажут, и в семье навсегда повиснет тяжелоемолчание. То Люба вдруг начинала бояться, что Тамара не сможет успокоить маму,и мама все это время, пока они ездили в районную больницу и обратно, плакала иубивалась, и ей стало плохо с сердцем, а Тамара проглядела приступ, посчитав,что мама опять притворяется, как с мигренью, и теперь, когда они вернутся,окажется, что мама… Ой, даже мысленно произнести это слово Любе страшно. ПокаРодик шел рядом, она еще держалась, но как только он попрощался и свернул ксебе на улицу Щорса, Любе показалось, что у нее из-под плеча выдернули опору, иесли что-то плохое случится, она ни за что не выдержит и просто умрет от горя.

Но никто не выбежал им навстречу, и из сарая не доносилосьни звука, и кареты «Скорой помощи» рядом с домом не наблюдалось. В окнах горелсвет, и со стороны дом Головиных выглядел абсолютно мирным и спокойным. Люба сколотящимся сердцем первой взбежала на крыльцо, распахнула дверь, влетела вкомнату и замерла на пороге.

Мама и Тамара играли в лото. Мама не плакала, наоборот,улыбалась и двигала фишки по своим карточкам, Тамара доставала из мешочкабочонки с номерами. Волосы мамы были причесаны как-то необычно, Зинаида раньшетаких причесок не носила. На плечах матери новая шаль, которую папа подарил ейна 8 Марта, на столе чайник, чашки и блюдо с домашним печеньем, пахнет выпечкойи почему-то мамиными духами. Так обычно пахло в доме, когда мама собиралась наработу и прыскала на себя из красивого пузатого флакона с сине-золотойэтикеткой, но ведь сегодня воскресенье, и уже поздний вечер, даже ночь, куда жеона собиралась в такое время? Однако больше всего Любу поразил тот факт, чтоТамара играет в лото. Тамара – и лото? Этого не может быть, потому что не можетбыть никогда! Тамара ненавидела любые настольные игры, хоть лото, хоть карты,хоть домино, она признавала только шахматы, и хотя сама не играла, но говорила,что шахматы развивают интеллект и играть в них очень полезно. Каждый раз, когдамама, Бабаня и Люба садились играть в лото, Тамара презрительно фыркала иговорила, что ни один уважающий себя человек не станет тратить время на такуюдребедень и что когда-нибудь она просто-напросто выбросит это лото на помойку,чтобы в доме не было такого пошлого мещанства. Иногда, правда, она называлалото и карты мещанской пошлостью, но сути это не меняло.

Зина услышала шаги, подняла голову, вскочила, уронив на полнесколько карточек вместе с фишками, и бросилась к Анне Серафимовне:

– Ну что? Как там Коля? Вы его видели?

Бабаня, изумленная не меньше Любы, неторопливо села за стол,расставила чашки, налила всем чаю и рассказала Зине, что там и как. Зинаида слушала,открыв рот от напряжения, и только когда свекровь дошла до приветов, которыеНиколай Дмитриевич передавал домашним, прослезилась и облегченно всхлипнула:

– Ну, слава тебе господи.

– А вы тут как? – осторожно спросила АннаСерафимовна.

– А мы тут отлично, – отрапортовала Тамара. –Когда вы уехали, мы с мамой поплакали всласть, знаете, обнялись и поревеливдвоем, все-таки папу жалко, да и страшно за него было. Потом решили чем-нибудьзаняться, чтобы успокоиться, и помыли маме голову, я ей прическу сделалакрасивую, она у нас молодец, хорошо держалась, хотя я видела, что она за папуужасно переживает, но виду не показывает. В общем, причесала я ее, правда,красиво получилось?

– Правда! – восторженно подтвердила Люба, и Бабанясогласно кивнула, дескать, да, действительно красиво. Тамара начесала материволосы и подняла их вверх, так, что они образовали корону, из-за чего лицоЗинаиды стало изящным и как будто даже благородным. – А дальше что?

– Ну а что дальше? Раз у мамы такая головка чудесная,надо и все остальное в соответствие привести, а то гармонии не будет, верно?Вот мы шаль нашли подходящую, духами побрызгались, и получилась у нас не мамаЗина, а просто писаная картина, – закончила Тамара в рифму и самаулыбнулась невольному каламбуру. – Сели, чайку попили, в лото поиграли,вас ждали. Мама у нас мастерица по части лото, все время у меня выигрывала.