Сели ужинать, но Любе кусок в горло не лез. Все, кроме нее иРодика, думали, что Николай Дмитриевич засиделся у приятеля, и никто по этомуповоду не волновался, но они-то двое знали, где на самом деле Головин, и ужаснопереживали. Вернее, теперь они уже и не знали, где Любин отец, ведь стольковремени прошло. А вдруг случилось самое плохое?

Когда за окном послышался стрекот мотоцикла, Люба, урониввилку, вскочила из-за стола и бросилась на крыльцо. Родик помчался за нейследом. С мотоцикла слез участковый дядя Петя, и вид у него был одновременнодовольный, озабоченный и почему-то смущенный. Дядя Петя поднялся в дом ирассказал, что они с Николаем Дмитриевичем вдвоем задержали троих бандитов,которые в карьере отстреливали оружие, проверяя его. В перестрелке Николай Дмитриевичбыл ранен, ранение не опасное, потому что бандиты отстреливали дробовики, но онпотерял много крови и сейчас находится в районной больнице.

Анна Серафимовна побледнела и будто окаменела, а Зинаидавсплеснула руками и немедленно начала причитать, словно по покойнику:

– Господи, да что ж это такое делается! В мирное-товремя! Коленька, на кого ж ты нас с детками, сиротинушек, оставил!

– Помолчи! – резко оборвала невестку АннаСерафимовна и стала задавать дяде Пете вопросы: в сознании ли сын, в какуючасть тела ранение, может ли Николай разговаривать, если может, то не просил личто-нибудь передать, где находится больница, как туда добраться и что можнопривезти. Дядя Петя бодро ответил, что все в порядке, Николай Дмитриевич всознании и просил передать семье, что ранение ерундовое и пусть никто небеспокоится.

Зинаида, похоже, ничего из этого разговора не слышала,потому что продолжала причитать, заламывать руки и убиваться. Любу сновазатрясло, но, увидев бабушкино хладнокровие и собранность, девочка взяла себя вруки. Может быть, и в самом деле все не так уж страшно, раз Бабаня задаетвсякие вопросы, а не бьется в истерике, как мама.

– Бабаня, – Тамара встала со своего места иподошла к Анне Серафимовне, – давай собираться, поедем в больницу к папе.

– Да, деточка, да, – кивнула бабушка, – давайбудем собираться. Пойди найди папину зубную щетку, коробочку зубного порошка,мыло в мыльницу положи, чистое белье возьми в шкафу. Любаша, собери в холщовыймешочек пироги и найди маленькую баночку, пол-литровую, мы туда варенье нальем.

Началась суета, все кинулись выполнять бабушкиныраспоряжения и собирать передачу для Николая Дмитриевича. Все, кроме Зинаиды,которая прошла в комнату, рухнула на старый кожаный диван с высокой спинкой изавыла.

– Ба, – негромко произнесла Тамара, подходя к АннеСерафимовне с аккуратным пакетом в руках, – вот, я собрала, что тысказала. Знаешь, я думаю, мне лучше дома остаться, а с тобой пусть Любка иРодик поедут. Если их дома оставить, они с маманей не справятся. Ну смотри, онаревет как белуга, как будто папа уже умер, ничего слушать не хочет. Эдак она досердечного приступа доревется, у нее же форменная истерика.

– А ты, выходит, справишься? – недоверчивоспросила Бабаня.

– Да не вопрос, – хмыкнула Тамара. – В двасчета. Так вы поезжайте, ладно? А я эту курицу в чувство приводить буду.

– Тамара! – с упреком воскликнула АннаСерафимовна. – Последи за языком, ты все-таки говоришь о своей матери.Откуда такое неуважение?

– Ой, да ладно, ба, – Тамара пренебрежительномахнула рукой, – курица – она и есть курица, ничего, кроме своего насеста,не знает. Ты же не будешь мне доказывать, что наша мама Зина – светоч ума изнаний, правда? Ну, уж какая есть – такая есть, мы ее и такую будем любить.

– Ох, Тамарка, пороть тебя надо за такие слова, –рассердилась Бабаня. – Твое счастье, что мне сейчас не до этого. Но я стобой еще поговорю.

Пока собирали все необходимое в маленький фибровый рыжийчемоданчик, Родик успел сбегать домой предупредить родителей, что вернетсяпоздно. До больницы их вызвался отвезти дядя Петя: Родик уселся позадиучасткового, а Анна Серафимовна с Любой поместились в коляску.

По дороге бабушка тихонько спросила Любу:

– Ну, теперь признавайся: ты знала?

Люба молча кивнула.

– Почему ничего не сказала?

– Папа запретил. Он сам велел, чтобы мы с Родикомвозвращались домой и всем сказали, будто он знакомого встретил. Бабаня, я невиновата, я же сделала так, как папа приказал.

– Никто тебя и не винит. Ты послушная девочка и оченьсильная. Я тобой горжусь.

– Почему я сильная? – удивилась Люба.

– Потому что ты целый день все знала и молчала. ИРодислав молодец, не выдал тебя, а, наоборот, помог, поддержал в труднуюминуту. Настоящий товарищ. Очень хороший мальчик.

Всю оставшуюся дорогу Анна Серафимовна молчала, ноприжавшаяся к ней Люба чувствовала, что бабушка напряжена, как натянутаяструна. Возле больницы дядя Петя с ними распрощался – ему нужно было ехать врайотдел милиции продолжать оформлять бумаги на задержанных бандитов. К нимвышел дежурный врач – толстый и совсем еще нестарый дяденька с пышными усами,который сказал, что беспокоиться о больном Головине не нужно, ничего особеннострашного не произошло, больной в сознании, состояние средней тяжести и все этоне опасно. Часы посещений уже закончились, но, учитывая героизм больного и то,что к нему приехали мать и дети, он разрешит им ненадолго зайти в палату.

К сыну Анна Серафимовна пошла одна, велев Любе и Родикутихонько сидеть в коридоре и не шуметь. Николай Дмитриевич лежал на койкебледный до синевы, но, увидев мать, обрадовался, и Анна Серафимовна отметила,что глаза у него блестят живым и отнюдь не лихорадочным огнем.

– Как ты, сыночек?

– Да я в порядке, мам, – бодро ответил НиколайДмитриевич и с азартом принялся рассказывать матери о том, что произошло.Разумеется, без подробностей, коротко, скупо, как и положено настоящемуофицеру.

Анна Серафимовна слушала и одновременно ужасалась – ведьмогла сына потерять! – и гордилась своим ненаглядным Николенькой. Онавыложила в его тумбочку туалетные принадлежности, белье и продукты ипредложила:

– Хочешь, я останусь с тобой? Я договорюсь с врачом, онразрешит.

– Да ну что ты, мама, не надо, – с улыбкойотказался Головин. – У меня все есть, и врачи здесь отличные, и медсестрывнимательные, я без присмотра не останусь.

– Тогда мы поедем, поздно уже, нам бы на последнююэлектричку не опоздать.

– Нам? – вздернул брови Головин. – Ты сЗиной, что ли, приехала?

– Что ты, Зина дома осталась с Томочкой, она плачет ипричитает, куда ее с собой тащить. Со мной Любаша приехала и Родик.

– О! – радостно воскликнул он. – Так ребята стобой? Чего ж они не заходят? Позови-ка их, пусть зайдут ко мне.

Ребята робко вошли в палату. Люба ожидала увидеть картину,похожую на ту, которую она видела в кино про войну, когда показывали раненых вгоспитале, и уже заранее испугалась, но все оказалось совсем не так и вообще нестрашно. Отец лежал в палате один, все его ранения были скрыты под одеялом, алицо веселое и оживленное, хотя, конечно, бледноватое.