— Космические полёты — тяжёлый труд, — сказал Толик. — Поройя провожу многие часы подряд, не имея возможности отойти от пульта. Раньше этобыло сопряжено со значительными неудобствами…

В глазах Толика блестел какой-то нездоровый огонёк. Мамочка,сколько же ему заплатили?

— Теперь, с появлением вакуум-памперсов, мои проблемырешены… — обречённо закончил Толик. — Я взлетаю, выполняю джамп-перемещения,сажусь на чужую планету и возвращаюсь, не теряя времени на бытовые неудобства…

Я захохотал. Кончилась реклама памперсов, началась какая-тодетская программа, а я всё ржал, представляя Толика в памперсах за джамп-пультом.Нет, это же надо!

Открылся люк, и вошёл-вплыл Данилов. Почему-то я представилполковника ГБ в тех же самых памперсах — «слежка за товарищами — тяжёлый труд,порой…», — и мной овладел новый приступ веселья.

Данилов подозрительно уставился на работающий экран. Тамскакали мультяшные звери и жизнерадостный голос напевал: «Днём в понедельникспать неохота, только бездельник ляжет в кровать…»

Так и не разобравшись в причинах моего веселья, Даниловотключил телевизор.

— Там Толика показывали, — добродушно объяснил я. — ТоликаРоманова. Он памперсы рекламировал.

Данилов уселся на опущенную крышку унитаза и сказал:

— Тесновато. Не находишь?

— Мне нравится. Показания пришёл снимать?

Александр вздохнул.

— Пётр, у меня есть предложение…

— Ну, — подбодрил я запнувшегося полковника.

— Работаем единой командой. Все обвинения против вас сАндреем Валентиновичем снимаются.

— А рептилоид?

— Его доставят на любую планету Конклава. Не понимаешь?

— Не совсем.

— Твоему деду предоставят тело. Нормальное, здоровоечеловеческое тело. Счётчик сбросит в него сознание Андрея Валентиновича.

Наши взгляды встретились.

— На Земле тысячи людей, чьё сознание погибло, а тело ещёживёт. Те, кого не откачали после клинической смерти, например. Это не более аморально,чем трансплантация органов.

— И что сказал дед?

— Пока ничего. Я решил вначале поговорить с тобой.

— А что от нас требуется?

— Сотрудничество. Только сотрудничество.

— Прошло полтора часа, — медленно сказал я. — Всего полторачаса. А вы уже убедились, что корабль Геометров не собирается вам подчиняться.

— Да. Ты должен помочь нам, Пётр. Ради Земли, ради страны —переступи свои позиции. Ты человек. Ты русский.

— А ты помнишь, что во мне — куалькуа?

Лицо Данилова не дрогнуло.

— Трудно было бы забыть, пока ты находишься в этом теле… Нуи что? Если он хочет выдвинуть свои условия — пожалуйста. Но насколько японимаю, их раса занимает пассивную позицию… впрочем, как угодно. Пустьговорит. Мы вовсе не против союза с ними, с Алари, со Счётчиками. Но нашиинтересы не позволяют бросаться очертя голову на край света. Если Земля получитхотя бы десяток таких кораблей… мы сможем говорить с Сильными на равных.

— Ты веришь в свои слова?

— У меня нет другого выхода. И у тебя нет, Пётр. Допускаю,что это решение тебе менее приятно, чем полёт к Ядру, но альтернатива ещё хуже.

— И какая она, альтернатива?

Покачиваясь в гамаке, я был куда выше сидящего Данилова.Такая обманчивая, убаюкивающая позиция человека, способного диктовать условия…Правда, за открытым люком мелькала форма чёрных беретов, а податливостьДанилова наверняка имеет границы.

— Судить тебя не будут, — спокойно сказал Данилов. — Тебядаже наградят каким-нибудь орденом за участие в операции.

Участие! Мы пахали!

— Наградят — посмертно?

— Не валяй дурака. Тебя наградят и спишут на Землю без праваполётов. Ты будешь работать где-нибудь… слушать новости… пить научишься. Ивсегда будешь помнить, что твои товарищи пытаются что-то сделать… перехитритьнезнакомую технику, переспорить чужих.

— А куалькуа? Вы пустите на Землю человека, в чьём теле —симбионт? Не верю!

Данилов покачал головой:

— Нам прекрасно известно, что по земле ходят десятки такихлюдей.

Мне показалось — или в глубине сознания раздался тихийсмешок?

— Одним больше, одним меньше, — продолжил Данилов. — Есликуалькуа меня сейчас слышит… я очень рад тому, что их раса лишена честолюбия. Алюбопытство — не порок. Альтернатива теперь ясна?

— Вполне.

Данилов ждал. А я молчал, хоть и принял уже решение. Долгомолчал, пытаясь заставить полковника заговорить первым. Но он и не такихобламывал.

— Можешь сказать деду, что я согласился.

Данилов кивнул. Поднялся, придерживаясь за обрез люка. Исказал:

— Только одно, Петя… Извини, но мы будем вынуждены принятьмеры безопасности. Очень жёсткие. Очень.

— Не думал, что такая штука существует в реальности, —сказал я.

Маша защёлкнула на моей шее металлическое кольцо. Свнутренней стороны оно было оклеено мягким фетром, и эта заботливость казаласьособо трогательной — словно наточенное лезвие гильотины.

— А в реальности её и нет, — сухо сказала Маша. — Только унас.

Ощущение, что я читаю какой-либо дедовский роман ототалитарном режиме, стало острым до безумия. Я поёжился, словно пытаясьвыбраться из стального воротника. Посмотрел на рептилоида. И дед, впервые смомента прилёта на станцию, заговорил:

— Мария, вы воспользовались моими перспективнымиразработками? Каталогом «Несуществующее оружие»?

— Нет. Отдел по отслеживанию идей в фантастических романахсуществует с прошлого века. И у нас, и в ЦРУ.

Я заметил, что она старается не смотреть на рептилоида. Какбы Маша ни убеждала себя, что Андрея Хрумова больше нет в живых, что счётчикпоглотил его сознание, — и всё же ей было неуютно. Очень неуютно, я дажеиспытал к ней лёгкое сочувствие.

— Полагаю, тебе не надо ничего объяснять, Пётр? Кодовыйзамок… причём механический. Радиоприёмник. Двадцать пять граммов взрывчатки.

— Не много.

— Вполне хватает, Петя.

Она подняла руку, демонстрируя крохотный пульт.