И хотя в голове ее царил сумбур, которого не было и впомине, когда она проснулась, Триша понимала, что выбирать она может толькоодно из двух: либо оставаться на месте и ждать, пока придет помощь, либо идтивперед, навстречу этой самой помощи. Она видела резон в том, чтобы оставатьсяна месте. Сберегаются силы и все такое. Опять же, ручья теперь нет и где этотсамый перед? Как теперь выбрать нужное направление? Она может идти кцивилизации, а может и уходить от цивилизации. Может статься, она будет простоидти по кругу.

С другой стороны («Всегда есть другая сторона», – как-то разсказал ей отец), здесь есть нечего, воняет гнилью, и кто знает, какая ещегадость может ей встретиться. Место это ужасное, отвратительное место. Тришувдруг осенило: если поисковые группы не найдут ее до наступления темноты, ей придетсяпровести ночь здесь. Ее аж передернуло. Маленькая полянка-полумесяц в сравнениис этим болотом казалась Диснейлендом.

Триша стояла и всматривалась в том направлении, куда текручей, прежде чем закончиться болотом. Она смотрела сквозь строй серых стволови переплетение сухих ветвей и вроде бы разглядела вдалеке что-то зеленое.Зеленое и поднимающееся. Может и холм. И ягоды? Почему нет? Она прошла мимонескольких, усыпанных ягодами. Ей следовало собрать их и положить в рюкзак, ноона могла думать только о том, что ручей скоро выведет ее к людям, и не хотелатерять время. Теперь же ручей исчез, а ей вновь хотелось есть. Нет, адскогоголода она не испытывала (пока), но есть хотелось.

Триша сделала два шага, проверила полоску мягкой земли, стревогой наблюдала, как вода заполняет впадину, только что оставленную носкомее кроссовки. С чего ей идти туда? Только потому, что она вроде бы что-тоувидела по другую сторону болота?

– Тут может быть трясина, – пробормотала Триша.

Совершенно верно, мгновенно согласился ледяной голос. Звучалон очень даже весело. Трясина! Аллигаторы! Не говоря уже о маленьких серыхчеловечках из «Секретных материалов»[21], которые мечтают о том, чтобыиспользовать тебя для опытов.

Триша отступила на те же два шага, вновь села на дерево.Пожевала нижнюю губу. Кружащую вокруг мошкару она даже не замечала. Идти илиоставаться на месте? Оставаться на месте или идти?

Десять минут спустя ее заставила идти слепая надежда… имысль о ягодах. Черт, да она согласилась бы съесть и листья. Триша видела, какона собирает ярко-красные ягоды на склоне зелененького холма, прямо-такидевочка с картинки в школьном учебнике (она забыла про маску из ила на лице игрязные, всклоченные волосы). Она видела, как медленно продвигается к вершине,набивая ягодами рюкзак… наконец поднимается на нее, смотрит вниз, видит…

Дорогу. Я вижу проселочную дорогу, изгороди по обеим сторонам…вдали – сарай. Стены, выкрашенные красной краской, белая продольная полоса.

Безумие! Абсолютное безумие!

Или нет? Что, если она сидит в получасе ходьбы отчеловеческого жилья? Что, если только трусость мешает ей выйти к людям?

– Хорошо. – Триша снова встала, нервно поправила лямкирюкзака. – Хорошо, иду к ягодам. А если станет опасно, поверну назад.

Она поддернула рюкзак и медленно, осторожно двинулась поненадежному мху, при каждом шаге ее ноги чуть ли не по щиколотку уходили вводу. Она огибала и торчащие стволы-скелеты, и завалы упавших, полусгнившихдеревьев.

А со временем, возможно, через полчаса, может, через сорокпять минут, Трише открылась истина, которую до нее открыли для себя тысячи(может, даже миллионы) мужчин и женщин: к тому времени, когда осозна́ешь,что опасность слишком велика, поворачивать назад уже поздно. С пропитанного водой,но не проваливающегося под ногами мха она ступила на кочку, которая оказаласьсовсем не кочкой. Ее нога нырнула в холодную, вязкую субстанцию, слишком густуюдля воды и слишком жидкую для ила. Триша отпрянула, схватилась за сухую ветку,вскрикнула испуганно и гневно, когда ветка переломилась у нее в руке. Девочкапотянула ногу назад. С чавкающим звуком она вылезла из вонючей жижи, но безкроссовки. Кроссовка осталась где-то внизу.

– Нет! – воскликнула Триша, так громко, что спугнулакакую-то большую белую птицу. Она устремилась к небу, а за ней тянулисьдлинные, тонкие ноги. В другое время, в другом месте девочка не отрываясьсмотрела бы на это экзотическое зрелище, но тут ей было не до птиц. Онаопустилась на колени, – правая нога блестела от черной грязи, – сунула руку вбыстро заполняющуюся водой дыру, которая образовалась в «кочке» после того, какона выдернула ногу.

– Не могу я без нее! – яростно закричала Триша. – Она моя, имне… без нее… НИКАК!

Она пошарила в холодной жиже, разрывая какие-то мелкиекорешки, обходя крупные. Что-то живое на мгновение коснулось ее ладони, потомисчезло. И тут же ее пальцы нащупали кроссовку, которую Триша и вытащила насвет божий. Посмотрела на нее – черная, извалянная в грязи обувка, самое онодля извалянной в грязи девочки, – круто, как сказала бы Пепси Робишо. И из глазТриши брызнули слезы. Она подняла кроссовку, перевернула, из нее хлынул потокчерной жижи. Зрелище это вызвало у Триши приступ смеха. С минуту, а то и дольшеона сидела на кочке, положив ногу на ногу, со спасенной кроссовкой на коленях исмеялась, окруженная черной тучей мошкары. А вокруг, словно часовые, стоялимертвые деревья и стрекотали цикады.

Наконец слезы подсохли, а смех поутих. Триша нарвала травы,обтерла кроссовку снаружи. Потом раскрыла рюкзак, достала бумажный пакет из-подленча, разорвала на кусочки, которыми и протерла кроссовку изнутри. Грязныеклочки бумаги она сминала в шарики и бросала на мох. Да, она мусорила на этомотвратительном, вонючем болоте. Да, это правонарушение. Если появится полиция иарестует ее, она не будет иметь ничего против.

Девочка встала, с вызволенной из болота кроссовкой в руках,огляделась.

– Твою мать, – вырвалось у нее.

Впервые в жизни она выругалась вслух (с Пепси такое иногдаслучалось, но Пепси – это Пепси). Теперь она более отчетливо видела зелень,которую приняла за склон холма. То были поросшие травкой островки-кочки, ничегобольше. Островки, маленькие и не очень. А разделяла их стоячая черная вода идеревья. В большинстве своем мертвые, но некоторые на самой вершинекучерявились листвой. Она слышала, как квакали лягушки. Никакого холма.Сплошное болото.

Триша повернулась, посмотрела назад, но уже не могласказать, откуда вошла в это гиблое место. Если б она догадалась метить свойпуть чем-нибудь ярким, теми же лоскутами пончо, то могла бы вернуться. Но неметила, а потому пути назад для нее не было.

Ты все-таки можешь вернуться назад: для того, чтобыопределиться с направлением, ориентиры не нужны.