– Все прошло хорошо, – сообщил он, откинувшись на спинку сиденья.

Флора вытащила игрушку, чтобы пощекотать животик ребенка, и потерлась носом о его щечку.

Ее тревожила близость Айво. Оставалось надеяться, что поездка будет короткой.

– Я думаю, что у нас разные представления о «хорошо».

– Ты говоришь о поцелуе? – Айво повернулся.

– Да, именно.

Айво пробудил в ней страсть. Желание, которого она не знала прежде. Даже когда она думала, что влюблена в Каллума, ничего подобного не чувствовала. Иначе Флора бы, вероятно, меньше ценила их романтические отношения. Только позже она поняла, что он был не так уж в нее и влюблен.

– То есть ты хочешь, чтобы в следующий раз я спросил разрешения?

– Небольшое предупреждение было бы весьма кстати… и, возможно, мятный леденец.

Он рассмеялся. А потом коснулся ее щеки, и это прикосновение показалось одновременно и естественным и интимным. Его взгляд упал на ее рот.

– У твоих губ вкус клубники.

Подавив ошеломленный вздох, Флора отстранилась, чтобы разорвать контакт.

– Итак, что у нас идет следующим пунктом в программе? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал холодно и официально.

– Попробуй немного вздремнуть.

Она перевела взгляд на ребенка.

– Я не могу. Он под моей ответственностью, и я беспокоюсь, как малыш перенес полет.

Вероятность того, что небольшой дефект в сердце, обнаруженный на двадцатой неделе беременности во время сканирования и подтвержденный после рождения, может сделать авиаперелет проблемой, не приходил Флоре в голову до того момента, пока Айво не уехал в Лондон.

Она сразу связалась с семейным врачом, который, хотя и не увидел в этом никакой проблемы, все же обратился за консультацией к детскому кардиологу.

Его ответ был таким же: нет причин, по которым Джейми не мог бы летать.

– Дети все время летают.

Небрежность, с которой он отмахнулся от того, что ее беспокоило, заставила ее произнести:

– Не у всех детей проблемы с сердцем.

Его ленивая поза мгновенно сменилась сосредоточенностью.

– С сердцем?.. – Грудь Айво приподнялась, когда он глубоко вдохнул, прежде чем посмотреть на Флору с нескрываемым осуждением. – Почему я слышу об этом только сейчас?

– Возможно, потому, что ты об этом никогда не спрашивал. А может, потому, что это не твое дело, – бросила она, раздраженная его тоном.

Айво, казалось, выпал из реальности на время. Он был в тисках шока не только из‑за того, что услышал, но из‑за неожиданного всплеска эмоций – желания спасти и защитить малыша.

– Это очень серьезно?

Флора покачала головой:

– При двадцатинедельном пренатальном сканировании плода они обнаружили в его сердце маленький дефект. Врачи называют это… проще говоря, дырочкой в сердце. Иногда к моменту рождения она исчезает, но у Джейми она не пропала, и его направили к детскому кардиологу.

Ценой невероятных усилий Айво сумел удержаться от вопросов – десятка вопросов, которые вертелись у него на языке. Он знал, что, позволив ей говорить, он скорее выяснит то, что ему нужно.

– Это не такая уж редкость. В более серьезных случаях не обходится без хирургического вмешательства, но у Джейми есть шанс, что она закроется в течение следующих двух‑трех лет. На этой стадии, когда нет никаких неблагоприятных симптомов, выжидательная позиция считается оправданной.

– Значит, непосредственная опасность ему не грозит?

– Нет, врачи относятся к этому достаточно спокойно.

– Но ты – нет, – сказал он, снова откидываясь на спинку сиденья и закрывая глаза. – Тебе нужно расслабиться. Младенцы то и дело подхватывают какую‑нибудь болезнь. – Он открыл один глаз и увидел, что Флора смотрит на него с изумлением. – Мне немного знакома эта тема.

Айво сделал это признание с невероятным смущением, и Флора улыбнулась. Это было странно – она и не знала, что ее эмоции могут напоминать американские горки, и во всем виноват был этот непредсказуемый человек. В один момент он кричал на нее, а в следующий был обезоруживающе мил.

– Я перелопатила кучу материала, когда… получила опеку над Джейми. Я ничего не знала о маленьких детях. Я не думала, что вообще стану матерью. У меня никогда не было пятилетнего плана или чего‑нибудь вроде этого. Я просто оказывалась в нужное время в нужном месте.

– Скромность… Я не часто сталкиваюсь с этим качеством.

Флора нахмурилась. Эти слова прозвучали так, словно она была какой‑то старомодной чудачкой.

– И уж определенно не в тот момент, когда смотрите на себя в зеркало. – Ее глаза широко распахнулись, рука взлетела ко рту в жесте комического смятения. – Ой… прошу прощения.

Веселье плясало в глубине глаз Айво, но затем исчезло, как задутая свеча: он представил, как она склоняется над спящим ребенком, как падают на ее хрупкие плечи великолепные волосы.

Пробиваясь сквозь неловкий момент сопереживания, Айво удалось выдавить из себя улыбку.

– Почему бы вам все же не вздремнуть, пока он спит?

– Я не смогу, – снова сказала Флора.

Через две минуты он услышал ее спокойное, ровное дыхание.

– Я спала! – едва не взвизгнула Флора, внезапно придя в себя после нескольких минут приятного дрейфа.

Запустив пальцы в спутанные волосы, она сжала виски, потом ее взгляд метнулся к спящему ребенку. Наконец она успокоилась или, по крайней мере, перешла от красного к желтому состоянию тревоги…

Когда в последний раз она позволяла себе расслабиться?

Это не его дело, напомнил себе Айво. Она давно уже взрослая, и она сама сделала свой выбор. Айво захлопнул свой ноутбук.

Лицо его спящей попутчицы было куда более интересным, чем электронные письма или финансовые игры.

Вероятно, в этом был элемент преступного удовольствия – было приятно смотреть на нее, оставаясь незамеченным. Изучать линию ее скул, элегантную арку бровей, изгиб ее розовых губ. Он помнил их вкус, но ему хотелось попробовать их снова. Он представил, как будит ее поцелуем, как ее нежные руки обвиваются вокруг него…

– Мы уже почти приехали?

Оторвавшись от чувственных образов, он плотно сжал губы, чтобы удержать смех.

Они были здесь по крайней мере уже минут десять. Плодородная земля с фиговыми рощами и раскинувшимися между ними виноградниками принадлежала его семье.

Но он знал, что она имела в виду.

– Мы только что выехали из деревни.