В этот момент Ральф меньше всего думал о Розали. Ноги его поколено словно обволокло липкой патокой. Ральфу казалось, что он не сможетдобраться и до крыльца, не то что до «Красного яблока». Сердце бешеноколотилось в груди, глаза жгло.

— Нет! — крикнула Луиза. — Нет, Ральф, пожалуйста!

Не оставляй меня одну!

Она побежала за ним, цепляясь за его руку, Луиза все ещедержала кисть для покраски, и красные капли, словно кровь, обагрили рубашкуРальфа.

Теперь Луиза плакала, а выражение абсолютной, невыразимойпечали на ее лице чуть не разбило Ральфу сердце. Он не хотел вот так оставлятьее, не был уверен, что сможет оставить Луизу в таком состоянии.

Повернувшись, Ральф взял женщину за плечи:

— Луиза, мне необходимо идти.

— Ты не спал, — бормотала она. — Я знала, и я чувствовала,что это означает что-то плохое, но это не важно, мы уедем, мы можем уехатьпрямо сейчас, сию минуту. Мы только возьмем Розали и зубные щетки и уедем…Ральф сжал ее плечи, и Луиза замолчала, глядя на него сквозь слезы.

Ее губы дрожали.

— Луиза, послушай меня. Я должен это сделать.

— Я потеряла Пола, я не могу потерять и тебя! — всхлипнулаженщина. — Я этого не вынесу! О, Ральф, я этого не переживу!

«Переживешь, — подумал Ральф. — Шот-таймеры намного крепче,чем кажутся. Они должны быть такими».

Ральф почувствовал, как пара слезинок скатилась по егощекам. Он подозревал, что причиной их является, скорее, усталость, чем горе.Если бы только он мог убедить Луизу, что от ее слов ничего не изменится, будетлишь еще труднее… Ральф отстранил от себя женщину. Шрам на руке болел сильнее,чем когда-либо прежде, а ощущение, что время неумолимо уходит, переполняло его.

— Если хочешь, можешь пройти со мной, но только часть пути,— сказал он. — Возможно, ты даже поможешь мне сделать то, что я обязансовершить. Я уже прожил свою жизнь, Луиза, и очень хорошую. Но она вообще ещеничего не успела увидеть, и будь я проклят, если позволю этому сукиному сынузабрать ее только потому, что ему не терпится свести со мной счеты.

— Какой сукин сын, Ральф? О чем ты говоришь?

— Я говорю о Натали Дипно. Она должна умереть сегодня утром,но я не допущу этого.

— Натали! Ральф, почему этот кто-то хочет убить Натали?

Она казалась очень удивленной, очень «нашей Луизой»… Но нетаилось ли что-то еще под ее простоватой внешностью? Нечто осторожное ирасчетливое? Ральф ответил на свой вопрос положительно. Ему даже показалось,что Луиза и наполовину не так удивлена, как старается показать.

Многие годы она таким образом водила за нос БиллаМак-Говерна — да и его тоже, — а теперь разыгрывалась иная (и болееталантливая) вариация старого трюка.

На самом деле Луиза просто пыталась удержать его здесь.

Она искренне любила Натали, но для Луизы выбор между мужем ималенькой девочкой, живущей по соседству, вовсе не был выбором. Она неучитывала ни возраст, ни вопрос честности в такой ситуации. Ральф был еемужчиной, а для Луизы это единственное, что имело значение.

— Не сработает, — беззлобно произнес Ральф. Он отстранилсяот нее и вновь направился к двери. — Я пообещал, и теперь у меня почти неосталось времени.

— Тогда нарушь обещание! — крикнула она, и ужас и ярость,прозвучавшие в голосе Луизы, поразили Ральфа. — Я мало помню о том времени, ноприпоминаю, что мы были впутаны в некоторые события, чуть не убившие нас, и попричинам, не совсем нам понятным. Поэтому расторгни договор, Ральф!

Разбей лучше его, чем мое сердце!

— А как же ребенок? Как же Элен, если на то пошло? Натали —единственное, ради чего она живет. Неужели Элен не заслуживает от меня ничеголучшего, чем нарушенное обещание?

— Меня не волнует, чего заслуживает она! Чего заслуживаетлюбой человек! — крикнула Луиза, а затем ее лицо сморщилось. — Нет, думаю, меняэто волнует. Но как же мы, Ральф? Неужели мы не в счет? — Ее глаза, темные,пленительные, испанские глаза, с мольбой уставились на него.

Если он станет долго смотреть в них, то так легко будетразрыдаться, поэтому Ральф отвел взгляд.

— Я все равно сделаю это, дорогая. Натали должна иметь то,что мы с тобой уже прожили, — еще семьдесят лет, дней и ночей.

Луиза беспомощно смотрела на мужа, но больше не пыталасьостановить его. Она залилась слезами.

— Глупый, упрямый старик!

— Конечно, — согласился он, приподнимая лицо Луизы заподбородок. — Но я глупый, упрямый старик, держащий свое слово. Пойдем со мной.Я не против. — Хорошо, Ральф. — Луиза едва слышала свой голос, внутри у нее всепохолодело. Ее аура почти полностью стала красной. — Что это будет?

Что должно случиться с ней?

— Ее должен сбить зеленый «форд-седан». Если я не займу ееместо, девчушку размажут по Гаррис-авеню… А Элен будет смотреть, как этопроисходит.

16

Пока они шли к «Красному яблоку» (сначала Луиза отставала,затем бежала вдогонку, но прекратила это занятие, поняв, что такой трюк неостановит его), Ральф рассказал ей то немногое, что смог. У Луизы тожесохранились кое-какие воспоминания о пребывании под поваленным грозой деревом —воспоминания, которые до сегодняшнего утра она считала сном, — но ее не былорядом во время последней стычки Ральфа с Атропосом.

Pальф рассказал ей об этом сейчас — о случайной смертиНатали, обещанной Атропосом, если Ральф будет продолжать мешать его планам. Онсообщил ей, как вырвал у Клото и Лахесиса обещание, что в данном случаеАтропоса переиграют, и Натали будет спасена.

— Я догадывался, что… Решение было принято… Почти на вершинеэтого безумного здания… Башни… О которой они все время твердили.

Возможно… На самом верху. — Ральф задыхался, сердце егобилось чаще, чем когда-либо, но он считал, что причиной, скорее всего, являютсябыстрая ходьба и знойный день; страх немного отпустил его. В этом ему помогразговор с Луизой.

Теперь Ральф уже видел «Красное яблоко». В полуквартале отмагазина на автобусной остановке, словно генерал, инспектирующий войска, стояламиссис Перрин. Рядом расположился навес остановки, предлагавший тень, однакомиссис Перрин упрямо игнорировала его. Даже в ярком солнечном свете Ральфвидел, что аура старухи по-прежнему того же серого оттенка формы курсантовВест-Пойнта, как и в октябрьский вечер 1993 года. Ни Элен, ни Натали еще небыло видно.