Две тонны металла, все еще движущиеся со скоростью двадцатьмиль в час, врезались в Ральфа, и сразу все звуки умерли. Он подскочил вверх,описывая медленную дугу — по крайней мере, изнутри все движения ощущалисьзамедленными, — на щеке, словно татуировка, остался отпечаток колеса, асломанная нога безжизненно обвисла. Ральф успел заметить под собой тень,скользящую по мостовой в форме буквы "X"; Ральф успел увидеть надсобой россыпь красных пятен и подумать, что, должно быть, Луиза забрызгала егокраской сильнее, чем он предполагал. Ральф успел увидеть Натали, сидящую натротуаре, плачущую, но невредимую… И почувствовать Атропоса, потрясающего отзлости кулаками.

«Кажется, для старого дурака я действовал отлично, — подумалРальф. — Вот теперь можно и отоспаться».

А затем в смертельном падении он ударился о мостовую ипокатился — дробя череп, ломая позвоночник, дырявя легкие осколками костей,превращая печень в бесформенную массу, разрывая внутренности.

И ничего не болело.

Вообще ничего.

22

Луиза никогда не забывала ужасного грохота, ознаменовавшеговозвращение Ральфа на Гаррис-авеню, и кровавого следа, тянувшегося за ним, покатело Ральфа катилось к автобусной остановке. Она хотела закричать, но непосмела; некий внутренний, истинный голос подсказал ей, что если она закричит,то от шока, ужаса и летнего зноя потеряет сознание, а когда придет в себя, тоРальф будет уже недосягаем для нее.

И вместо того, чтобы закричать, Луиза бросилась вперед,теряя туфлю, попутно замечая, что Питер Салливен выбирается из «форда»,замершего почти на том же месте, на котором машина Джо Уайзера — тоже «форд» —сбила Розали N1 несколько лет назад. Она смутно осознавала, что Питер кричит.

Луиза упала на колени рядом с Ральфом, замечая, что егокаким-то образом изменил зеленый «форд», что тело под знакомыми брюками изабрызганной краской рубашкой значительно отличается от прижимавшегося к немуменее минуты назад. Но глаза Ральфа были открыты, они сверкали осознанностью.

— Ральф?

— Да. — Голос его был чист и звучен, без малейших признаковсмущения или боли. — Да, Луиза, я слышу тебя.

Она хотела было обнять его, но замерла, вспомнив, что нельзятревожить тяжелораненых, потому что этим можно причинить им еще большую боль идаже убить. Затем Луиза вновь посмотрела на Ральфа, на кровь, струящуюся изуголков рта, отметила, что нижняя часть его тела перекручена по отношению кверхней, и решила, что уже невозможно поранить Ральфа еще больше. Она обнялаего, склоняясь ближе, вдыхая запах несчастья: крови и кисло-сладкий ацетоновыйдурман адреналина, исходящий от его дыхания.

— Все же ты сделал по-своему? — Луиза поцеловала Ральфа вщеку, в сочащуюся кровью бровь, в лоб, кожа на котором была свезена до самойкости.

Она заплакала. — Посмотри на себя! Рубашку порвал, штаныпорвал… Ты что, думаешь одежда на деревьях растет?

— Он жив? — раздался сзади голос Элен. Луиза не обернулась,но на асфальте увидела тени: Элен, обнимающую за плечи плачущую дочь, и Розали,жавшуюся к правой ноге Элен. — Он спас Натали жизнь, я даже не заметила, откудаон появился. Пожалуйста, Луиза, скажи, что он ж… Затем тени сместились, когдаЭлен перешла на место, откуда могла видеть Ральфа, и тогда она, прижав к себеголову Натали, зарыдала.

Луиза склонилась еще ближе к Ральфу, гладя его по щеке,желая сказать ему, что она тоже собиралась пойти с ним — она действительноэтого хотела, да, но он оказался слишком проворным. В самом конце он опередилее. — Люблю тебя, милая, — сказал Ральф, потянувшись вперед и тоже погладив еепо щеке. Он попытался поднять и левую руку, но не смог. Луиза целовала еголадонь, шепча:

— Я тоже люблю тебя, Ральф. Всегда любила. Очень.

— Я должен был так поступить. Понимаешь?

— Да. — Луиза не знала, понимает ли и поймет ликогда-нибудь… Но она знала, что он умирает. — Да, понимаю.

Ральф хрипло вздохнул — сладковатый запах ацетона сноваобволок лицо Луизы — и улыбнулся. — — Миссис Чесс? Я хотел сказать, миссисРобертс? — Это, задыхаясь, произнес Питер. — С мистером Робертсом все впорядке? Пожалуйста, скажите, что я не поранил его!

— Уходи, Пит, — не оборачиваясь, ответила Луиза. — С Ральфомвсе хорошо. Он просто немного порвал брюки и рубашку… Правда, Ральф?

— Да, — ответил он. — Еще бы. Тебе следует хорошеньковыдрать… Ральф, замолчав, перевел взгляд в точ??у слева от Луизы. Там никого небыло, но Ральф все равно улыбнулся.

— Лахесис! — произнес он.

Он протянул дрожащую окровавленную руку и, как увиделиЛуиза, Элен и Пите?? Салливен, та дважды поднялась и опустилась. Взгляд Ральфавновь сместился, на этот раз вправо. Он заговорил угасающим голосом:

— Приветствую тебя, Клото. А теперь, помните: это… Не…Больно.

Правильно?

Казалось, Ральф прислушивается, затем он улыбнулся.

— Да, — прошептал он, — пожимать при малейшей возможности.

Рука Ральфа вновь поднялась, а затем опустилась на грудь.Взгляд его выцветших голубых глаз остановился на Луизе.

— Послушай, — с огромным трудом произнес Ральф. — Каждыйдень просыпаться рядом с тобой было все равно что просыпаться молодым и видеть…Все заново. — Он вновь попытался погладить ее по щеке, но не смог. — Каждыйдень, Луиза.

— Я чувствовала то же самое, Ральф, — я просыпалась совсемюной.

— Луиза?

— Да?

— Постукивание, — сказал он. Ральф сглотнул, затем согромным трудом повторил: — Постукивание.

— Какое постукивание?

— Неважно, оно прекратилось, — ответил он и радостноулыбнулся.

Затем Ральф тоже остановился.

23

Клото и Лахесис смотрели на Луизу, рыдающую над мертвыммужем, распростершимся на мостовой. В одной руке Клото держал ножницы, вторуюподнес к глазам и удивленно взглянул на нее.

Ладонь светилась, переливаясь цветом ауры Ральфа.

Клото: Он здесь… Внутри… Как замечательно!

Лахесис тоже поднял правую руку, выглядевшую так, словноповерх привычной золотисто-зеленой ауры была надета голубая варежка.

Лахесис: Да. Он был замечательным человеком.

Клото: Может, отдадим его ей?

Лахесис: А ты можешь?

Клото: Существует только один способ проверить.