не против, показывая это своим говорливо-смешливым перезвоном, раздававшимся у полуартифекса за спиной и заставлявшим его то и дело оборачиваться.

– Подумать не мог, что судьба сведёт меня с живым полуартифексом! Ваше превосходительство, – высокий поклонился генералу в пояс, а по дёргающимся уголкам рта Цингулона угадывалось его предвосхищение грядущих сладких речей, конечно, в его честь, – нельзя измерить, как я счастлив служить вам! Ваш отряд открыл мне новые горизонты, – художник вновь переключился на полуартифекса. – Пообещайте, что позволите мне, жалкому и ничтожному червю, нарисовать ваш портрет! Я заплачу вам, сколько попросите… Обычно сильфии предлагают мне, а не наоборот, но вы – вы исключение! Если вам не нужны сильфии, то я могу исполнить любое ваше желание, любую прихоть. У вас же есть потаённые желания, я ведь угадал, полуартифекс? – нашёптывал художник, обняв полуартифекса за шею и отводя в сторону. – Хотите, я напишу вам небывалой красоты кинокефалку, такой красоты, от которой сходят с ума? Вы даже сможете вести с ней нехитрые беседы – что ещё надо для счастья? Вы каких предпочитаете, мой полуартифекс? Толстых, тонких? С одной ногой или с двумя?

– Простите, что? – крякнул Репрев, раскрыв свои шакальи уши.

– Всё, что пожелаете, – пропел художник. – Как говорится, вы ограничены лишь собственным воображением.

– Когда-нибудь, – весело отозвался Репрев. – Я ведь и сам могу исполнять свои желания.

– Вы можете больше, чем думаете. Но качество исполнения – ох как будет разниться с качеством моего исполнения. Вы не знаете анатомию так, как знаю её я, а о светотени и пропорциях я вообще молчу! А знания прямо влияют на качество. Это вам не застёжки для плащей мастерить, – художник щёлкнул когтем по зелёной булавке, потом построил художников в ряд, сам встав посередине – они, словно артисты, вышли на поклон.

«И как он догадался про булавку? – подумал Репрев. – Глаз у него намётан. А иначе бы Цингулон не взял его в свой отряд».

– Позвольте представиться: меня зовут Зорвед! – ещё раз поклонился высокий и показал на среднего: – Бормочущего – Дуо-эль-Сет…

– А я Гохуа! – представился карлик.

У Зорведа голос звучал, как у робота, но был не машинно холодный, а очень даже живой, будто смазанный маслом, излишне учтивый и галантный, обходительный и изысканно вежливый, иногда срывающийся на подобострастный клёкот. У Гохуа голос был глубокий, как со дна колодца. А у Дуо-эль-Сета, наоборот, голос низкий и забавный.

– Нас всегда должно быть трое, но однажды этот предатель!.. – скрипнул зубами Зорвед так, что было слышно через костюм.

– Предатель? – спросил Репрев, вытянув уши.

– Был у меня в отряде один феликефал, – начал Цингулон, – на должности картографа. В одиночку мог нарисовать весь шар земной, будь на то его воля. Но в один день взял и испарился. Хитрости и коварства ему не занимать – выгрыз из руки маячок, по которому его можно было бы обнаружить. Но самое интересное другое: ему было известно ещё об одном маячке, о котором он знать никак не мог. Его возможно удалить только хирургическим путём, что означает… – генерал жестом ладони, словно наматывая на неё леску, предложил полуартифексу закончить мысль за него.

– Что ему кто-то помог, – вполголоса закончил полуартифекс.

– А вот кто – это самый главный вопрос, самый важный, и он до сих пор остаётся без ответа. Быть может, ответите вы. Я не смею подозревать кого-либо из своих хирургов – никому я не доверяю больше, чем им, и на это есть свои причины. Дезертиру-картографу попросту нечего было бы им предложить.

– А угрожать? Не мог ли он угрозами заставить их удалить маячок? – предположил Репрев.

– Вряд ли бы вы стали угрозами выпытывать что-либо у того, у кого, в прямом смысле этого слова, в руках находится ваша жизнь: одно неверное движение скальпеля – и вы будете представлять угрозу разве что червям под землёй.

– А если картограф действовал с сообщником? Что если был кто-то ещё, кто угрожал семьям ваших хирургов? И если бы, например, картограф не вышел с ним на связь в назначенное время, то сообщник… причинил вред их семьям?

– Хорошая догадка, – похвалил генерал своего полуартифекса. – Но нет. Мои кинокефалы не стали бы молчать, и они бы нашли способ предупредить меня, сомневаться не приходится. Не отрицаю, картограф был умён, но он не умнее меня, – генерал самодовольно улыбнулся и сказал: – Иначе бы я не стоял здесь с вами. Кстати, вы с ним уже знакомы.

– Я понял, о ком идёт речь, но я знаком с ним так же, как можно быть знакомым с каким-нибудь мёртвым писателем. Но нужно отдать честь Ориону – без его карты мы бы дальше пещер не ушли.

– И вас нисколько не смущает, что одному феликефалу удалось добраться до прииска? Думаете, мы не предпринимали попыток провернуть нечто подобное? Ходили в одиночку и группами – всё бестолку: кинокефалы гибли в Зелёном коридоре. Плутали, путались… Сколько хороших кадров я потерял. Но даже, доберись мы до прииска, без полуартифекса… Порочный круг. Пообещайте, что поможете достать мне этого… Картограф поплатится за своё предательство! Орион особо опасен, он – живое доказательство существования нашего отряда, и это доказательство должно быть уничтожено любой ценой! – генерал ударил кулаком по ладони. Никогда прежде Репрев не видел Цингулона в таком гневе. – Но прежде он выдаст нам все свои приёмы, лазейки, уловки и ухищрения, с помощью которых он прошёл Зелёный коридор вместе со своим доброжелателем. Даже не спрашивайте меня о нём – для меня он такая же загадка, как и для вас. А что насчёт Ориона – я самолично достану из него все сведения, он у меня припомнит каждую песчинку, которая забилась к нему в сапог… Помогите мне отыскать картографа, и я помогу вам отыскать ту, что ищете вы. Вы слышали когда-нибудь о незримой связи?

«Агния! Он говорит про Агнию!» – у Репрева ёкнуло сердце.

Репрев унял сердце и сказал, не выдавая чувств:

– Незримая связь? Да, слышал, но никогда не пробовал ею воспользоваться. Но точно знаю, что это возможно.

– Хорошо, – сдержанно ответил генерал. – Завтра же возьмёмся за его поиски.

– А про какие фильтры вы говорили, генерал? – спросил Репрев.

– Вы никогда не слышали, что с малахитовой травой нужно работать в фильтрах? – удивился Цингулон и расстроенно воскликнул: – И это мой полуартифекс! Фильтры, уважаемый, одна из главных моих разработок. Та, что приносит сильфии. В фильтрах совершенно безопасно взаимодействовать с необработанной малахитовой травой. Малахитовая болезнь, друг мой. Но вам наверняка интереснее узнать, как трудятся мои художники? Передаю слово вам, Зорвед.

Зорвед откашлялся в