Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом произошло все так, как он и думал. Мастер нажал кнопку. Главный трансмиссионный вал провернулся и стал. Издали наблюдавшему Анатолию показалось, что мастер не торопится выключать ток. Потом он, правда, выключил. Но тут же снова включил. Теперь вал вообще не тронулся с места. Станочники недоуменно, а кое-кто с затаенным злорадством переглядывались. Послышалось озорное:
— Стоп, машина, — пару нет!
— Дополнительный перекур, братцы!
Когда что-то непонятное случается с моторами и другими электроприборами, их прежде всего стараются побыстрее обесточить. А Иоахим, включая и выключая мотор, почему-то дольше держал его под напряжением. Один за другим станочники подошли к застекленной конторке мастера. А с ними и Анатолий, которому не терпелось знать, чем же все кончится. Наконец Иоахим понял тщетность своих усилий.
— Доннерветтер — тшерт побьери! — выругался он. Глянул на собравшихся. — Ти, — казал пальцем на Анатолия, вдруг почувствовавшего какой-то противный холод внутри. — Позофи электрик сюда. Один нога тут, другой нога — там. Шнель!
— Ты что-нибудь понимаешь? — рассказав об этом, Анатолий взволнованно уставился на Виту. — В пристройке полно дыма — сгорела вся обмотка. Электрик, конечно, понял, в чем дело, а Иоахим ему подсказывает, что это, мол, замыкание.
— Иоахим — хороший человек, — сказала Вита.
— Где ты видела хороших оккупантов? — сердито отозвался Анатолий.
— Нет, он порядочный, — настаивала Вита. — Я же тебе рассказывала. Назвал Отто грязной свиньей, нацистом, советовал остерегаться его.
— В доверие втирается, — проворчал Анатолий.
— Ой, дурак какой! — рассмеялась Вита.
— Может быть, — согласился Анатолий. И тут же продолжал: — Так слушай, как оно дальше было. Прибежал Отто. Начал орать, что это диверсия; что кто-то умышленно вывел цех из строя, что срывается выполнение заказов и не выйдут паровозы на линию. А тот ему в ответ, мол, ничего вечного нет. Ну, пробило обмотку, замкнуло. Кто же может гарантировать от этого. Мол, если будет так кипятиться, то и его сердце откажет. Представляешь, как удачно получилось. Очевидно, испугался за свою шкуру. Знаешь, начнут таскать, следствие... Как-никак — мастер. С него спрос. Вот и увертывается, отводит от себя угрозу. А заодно и от нас.
— Не знаю, что и подумать, — растерянно сказала Вита. — На меня он произвел хорошее впечатление... Поговори с товарищами...
...И снова пришлось Анатолию все пересказывать. Дмитрий Саввич очень внимательно слушал его, осуждающе качал головой.
— Кошмар! Какая неосмотрительность! — не сдержавшись, воскликнул он. — Ну, Толик, ты меня и удивляешь, и огорчаешь. Разве одному можно идти на такое дело?! Пути отхода не продуманы. Никто не страхует. Трудно понять, почему ты еще на свободе.
— Вот и я думаю, — горячился Анатолий, — или он боится гестаповцам попасть на зубы, или провокатор, избравший такой путь, чтобы проникнуть в организацию.
Дмитрий Саввич вдруг сощурился, вопросительно взглянув на Анатолия.
— Третьего ты не допускаешь? — осторожно спросил. — А если этот Иоахим и в самом деле друг?
— Немец? — криво усмехнулся Анатолий.
— Разве не немец Тельман? — напомнил Дмитрий Саввич. — И разве не немцы составляют объявленную вне закона и ушедшую в глубокое подполье компартию Германии?
Анатолий как-то не задумывался над этим. С начала войны для него все немцы были врагами. А теперь впервые подумал, что среди них ведь есть и антифашисты. Вот назвал же Иоахим своего начальника нацистом. Значит сам не разделяет нацистские взгляды, если столько презрения вложил в свои слова. Может, он как раз и есть один из противников Гитлера?
— Вот ты сейчас вспомнил, что ваши взгляды встретились, — вновь заговорил Дмитрий Саввич. — Значит, этот Иоахим видел тебя у мотора. И он знает, что по долгу службы тебе там делать нечего. Если он боится гестапо, ему проще всего было бы задержать тебя и выслужиться.
Анатолий кивнул.
— Но он не сделал этого. Не стал спасать, как ты выразился, «свою шкуру». А спас твою, И при этом немало рискуя, Анатолий снова и снова восстанавливал в памяти, как оно было. Теперь растерянность мастера представилась ему мнимой. Иоахим умышленно долго держал под напряжением неработающий мотор, чтоб вызвать пожар и как-то отвлечь внимание от истинной причины аварии. Нет, тот, кто боится гестапо, не сделал бы этого.
— Значит, первое твое «или» отпадает, — продолжал Дмитрий Саввич. — Ну, а второе... разве только в детективах можно встретить подобное. Ждал бы провокатор, когда тебе вздумается запороть мотор, чтоб оказаться рядом, и не выдать, и помочь замести следы... Вздор все это. В чем-то ином надо искать причину такого его поведения.
— Может быть, у него натянутые отношения с начальником депо? Не помешал мне, чтоб сделать ему неприятность? А? — высказал предположение Анатолий.
Дмитрий Саввич отрицательно качнул головой.
— Такую «неприятность», Толик, может сделать или очень злобный человек, ослепленный местью, или... идейный противник, сознательно идущий на риск ради достижения большой цели.
— Злобным его нельзя назвать, — сказал Анатолий.
— Ну-ка, ну-ка, каков же он хоть есть, этот Иоахим? — заинтересовался Дмитрий Саввич.
— Скорее добродушный, — продолжал Анатолий. — Дядька в летах. Приземистый. Медлительный. Ну, в отношении работы — поискать таких мастеров. За какой станок не станет — ювелир. Наружная резьба, внутренняя, расчеты, подбор шестеренок — все это ему как семечки.