Из горницы вышел постоялец. Увидев его, Лаврентий отшатнулся, забормотал:

— С-сгинь, н-нечистая сила.

Галина схватила его, затолкала в чулан.

— Проспись, горе мое, — сказала в сердцах.

На лице постояльца — крайнее удивление.

— Это ваш муж? — спросил он.

Галина метнула на него сердитый взгляд, дерзко ответила:

— Был когда-то... мужем.

22

Пышущее жаром пепелище не может покрыться цветами. На дымящихся развалинах не найти живого ростка. Война утвердила изуверские законы смертоубийства. Все трепещет пред их слепою жестокостью, и отступает, и клонится. Только любовь не подвластна разбойничьему буйству зла. Она приходит в свой срок, и ничто не в силах ее остановить, преградить ей дорогу. Сквозь тысячи смертей идет она, чтобы дать начало новой жизни.

Этой первой военной весной, на горе ли, на радость, закружила любовь Виту и Анатолия. Они были давнишними друзьями, еще с тех пор, когда Вита работала секретарем у Громова, а Анатолий возил его на машине. В ожидании Громова Анатолий подсаживался к ее столу, ощущая потребность быть с нею рядом. Она находила его смешным, неловким и все же дарила благосклонные взгляды... А сейчас, оказавшись в этом грохочущем штормовом мире, они невольно потянулись друг к другу. В этот трудный час Вита искала в нем, единственно близком человеке, защиту, опору. Анатолий был горд таким доверием, заботился о ней, поддерживал, как водится у хороших друзей. Но между ними уже возникло, росло, ширилось нечто иное — волнующее. Отдавшись своей любви, они желали любви всему миру, всему, что живет под этим радостным весенним солнцем. Человеческие дети, они ждали от людей только добра и хотели им делать доброе. Это ведь так естественно!..

И не они в том повинны, что переполненные любовью сердца познали не имеющую границ ненависть. Ради любви они возненавидели тех, кто каждое мгновение мог ее разрушить, растоптать, надругаться над ней. Их обворованная юность взывала к мщению. И они откликнулись на этот зов со всей страстью молодости...

Анатолий ожидал Виту у конторы, где она работала. Ему обязательно надо было повидаться с ней. Не только потому, что соскучился за день. Незаметно, как само собой разумеющееся, вступила Вита в борьбу, помогая Анатолию, выполняя его поручения. На свой страх и риск привлек он ее к этой работе. А потом сказал Дмитрию Саввичу. И вот теперь у него есть для нее новости.

Вскоре Вита появилась на крыльце — стройная, с горделиво приподнятой головой. А увидела Анатолия, махнула ему рукой и пустилась бегом, как девчонка-подросток.

Анатолий невольно залюбовался ею. Он любил ее с трогательной бережностью, нежно и целомудренно. И, словно стесняясь этого, напускал на себя грубовато-бравый вид.

— Что летишь, как угорелая? — встретил ее насмешливо.

— А я и есть угорелая, — в тон ему ответила Вита. — От любви к тебе угорела. Понимаешь? — Взяла его об руку, оглянулась на контору, сердито сказала: — Пришибленный Отто пристает...

Анатолий уже и сам заметил, как этот немец — деповский начальник — увивается возле Виты. Анатолий искоса ревниво посмотрел на ее красивый профиль, скользнул взглядом по груди, задорно топорщившейся под легким платьем, стыдливо потупился.

— А ты наряжайся, — укорил ее. — Наряжайся...

Вита повела плечами.

— Почему бы и нет? — Убрала упавший на лоб непослушный завиток, оживленно добавила: — А ты это славно придумал — встретить.

— Дело есть, — сказал Анатолий.

— Никаких дел, — решительно возразила Вита. — Я — именинница. Мне уже двадцать три! Представляешь? Двадцать три!

— Так с тебя же причитается.

Вита даже захлебнулась от возмущения:

— Нет, вы только посмотрите на этого увальня! Вместо того, чтобы поздравить... А ну, целуй. Сейчас же целуй. — Она ткнула пальчиком себе в щеку. — ут.

— Что ты? — сконфузился Анатолий. — На улице?

Вита быстро взглянула по сторонам, сама прижалась щекой к его губам.

— Вот и все! — игриво сказала. — А ты... тоже мне, подпольщик, и поцеловать незаметно не можешь.

Она была возбуждена, как человек, еще не принявший, но уже склонный принять какое-то очень важное и необычное решение. Анатолий не находил этому объяснения. Разве что день рождения так на нее повлиял?

— Ты, Вита, сегодня какая-то чудная, — сказал он.

— Это ты, Толик, несносный. Если еще и цветы не догадаешься принести, — на порог не пущу.

— Принесу, — пообещал Анатолий. — А теперь давай зайдем ко мне.

— Опять дело? Я же тебе сказала...

— Что-то покажу, — Анатолий интригующе подмигнул. — Не пожалеешь.

...Пока Вита разговаривала с его матерью, Анатолий шмыгнул в свою комнату, извлек из-под кровати какой-то предмет, завернутый в парусину, крикнул:

— Иди же, Вита!

Он пропустил ее в комнату. Прикрыл за ней дверь, увидел добрую усмешку на лице матери. О, Вита ей очень нравится. И ее материнское сердце радуется тому, что, может быть, невесткой войдет в их дом. Она легонько кивнула сыну, мол, воркуйте уж там, не потревожу. Анатолий без слов понял ее, благодарно улыбнулся. А потом предстал перед Витой чуть ли не в обличье мага.

— Фокус-покус, — заговорил, подражая интонациям цирковых иллюзионистов не очень высокого пошиба. — Раз, два, три!..

— Ой, — в первое мгновение только и могла сказать Вита. Но уже вслед за этим склонилась над пишущей машинкой, потрогала ее, деловито осведомилась: — Работает?

— Ленты нет. А так вроде бы в порядке.

Вита пробежала пальцами по клавишам, перевела каретку. Ее ловкие руки профессионала ощупали все, что в таких случаях необходимо проверить. Осмотром она осталась довольна.

— Ленту достану, — уверенно проговорила. И повернулась к Анатолию. — Где взял?

— Приводи в порядок машинку, — желая доставить ей еще большую радость, проговорил Анатолий. — Листовки будешь печатать.

Она приподнялась на носках, ткнулась носом в его щеку. Анатолий неловко обнял ее, потянулся к губам. Вита выгнулась у него в руках, откинула голову.

— Нет-нет-нет, — запротестовала. И тут же приникла к его груди, замерла. — Сейчас не надо, — тихо сказала.

Действительно, она была какая-то непривычно странная, неуравновешенная. Высвободившись из его рук, поправила прическу, заспешила:

— Побегу, Толик. Надо еще приготовить кое-что. — Уже от двери снова улыбнулась ему: — Приходи...

И он пришел. Принес целую охапку сирени. Душистые гроздья сразу наполнили комнату ароматом.

— Не забыл? — удивилась Вита.