— Я никогда не доверял Мелиссе, — сказал он. — Она говорит слишком сложно. Она рассказывает слишком мало. Она слишком многое пытается скрыть. У неё всегда есть свои планы, которыми она не хочет делиться. Она — мастерица плести лукавые речи, но я порой видел, как она идёт против Твоей воли.

Воительница прищурилась.

— Интересно, — сказала она. — Расскажи поподробнее.

— Она думала не о том, — сказал Сигаул медленно. — Она посылала в города слишком много разведчиков и позволяла им оставаться там слишком долго. Она недостаточно воспитывала в наших людях страх и послушание. Со многими она говорила, как с равными. Нам были нужны воины, но она позволяла людям приходить и уходить, когда вздумается, и заниматься, чем хочется. Про свою ученицу, про которую все знают, как она хороша в бою, Мелисса говорила, что та ушла к дикарям. Думаю, она её просто прятала, не хотела подвергать опасности. Она разрешала лечить всех, даже преступивших закон. Вместо магии леса и ратного дела она учила воинов чтению и письму. Она давала им книги — даже книги диких людей! Вместо того, чтобы сжечь их, она давала их детям. Даже с моей ногой, которую лечила жрица, в последнее время что-то неладно.

Богиня подняла глаза на жрецов.

— Это правда? — спросила она.

Вперёд выступила Малиста.

— Да, Госпожа, — поклонившись, сказала она. — Только...

Глаза аватара превратились в узкие щёлочки:

— Только?

Малиста молчала, дыхание её было частым. Потом плечи жрицы обмякли.

— Нет, ничего... — произнесла она полушёпотом и отступила на шаг.

Губы богини сложились в не предвещающую ничего хорошего улыбку.

— Тебе есть, что на это ответить? — спросила она, неприязненно глядя на Мелиссу.

Желтоглазая жрица прикрыла глаза, что-то обдумала, что-то взвесила и, покачав головой, тихо сказала:

— Нет, Фериссия.

Фериссия встала и, опираясь на копьё, подошла к Сигаулу. Старый вождь медленно согнул ноги и опустился перед ней на колени, морщась при каждом движении. Богиня жестом отогнала жрецов, стоявших вокруг пленённого военачальника.

— Ты знаешь, что надлежит делать, ведь так? — спросила она. — Ты готов служить Мне и дальше, ведь верно?

Сигаул склонил голову:

— Да, Госпожа.

Глаза аватара были злыми.

— У неё были сообщники?

— Сай, Малиста, Лемуй и Гая, — старик взялся за подбородок. — Может быть, ещё Лузи.

— Взять их! — скомандовала богиня. — За своё предательство они будут казнены. Что до тебя... — она помолчала несколько секунд и вдруг ударила копьём в землю. — Друиды посёлков, слушайте! Сигаул остаётся вашим вождём, с него сняты все обвинения. Он принесёт Мою победу и Моё воздаяние в эти греховные земли, и он сделает это куда лучше, чем верховная жрица до него.

Ответом ей было гробовое молчание. Некоторые из жрецов начали пятиться.

— Но, Госпожа! — медленно сказал Сигаул. — Мы шли на этот бой с поддержкой жрецов и их магией. Если их... Если их сейчас станет меньше, мы... Можем не справиться.

Фериссия посмотрела на него с лёгкой досадой и щёлкнула пальцами. От болота тучами поднялись светляки и стали слетаться к богине, окружая её сияющим водоворотом. Воительница подставила ладони — насекомые садились ей на руки, образуя живую, копошащуюся, быстро растущую кучу. Наклонившись, Фериссия начала медленно, по одному, сыпать живых светляков из горсти на Сигаула.

Одни из них сели старому вождю на грудь — тот сразу задышал ровнее, без присвистов. Другие пристроились к нему на плечо — военачальник повёл им свободнее, словно проверяя ощущения от недавней раны. Третьи облепили ногу мужчины — тот принял более расслабленную позу, будто давно мучившая его боль начала наконец уходить. Богиня продолжала сыпать светляков — те садились Сигаулу на разные части тела, и, чем больше их становилось, тем беспокойнее старик вёл себя. Сначала он просто поводил головой, потом начал дёргать плечами, потом задрожал мелкой дрожью, задрав голову и глядя на госпожу непонимающим взглядом.

— Терпи, — сказала та.

Сигаула уже почти не было видно под слоем живых существ. Их свечение усиливалось, сливаясь в сплошную янтарную ауру. Какое-то время куча сохраняла человеческие очертания, но вскоре начала разбухать, расширяться, терять детали. Лицо старика было исполнено муки — несчастный сжал зубы, изо всех сил стараясь не закричать. Потом и голова его исчезла под слоем копошащихся созданий света, и всякое сходство с человеческим силуэтом оказалось утрачено. Горсти богини давно опустели, но всё новые насекомые прибывали от дальних окраин и присоединялись к своим более расторопным сородичам.

Гора светляков росла. Воительница была выше окружавших её жрецов, однако копошащаяся масса уже доходила ей до груди. Наконец, улыбнувшись чему-то, Фериссия ударила в ладоши. Светляки разом поднялись в воздух, закружились исполинской воронкой и начали разлетаться в стороны так же быстро, как прилетели. На какое-то время всё потонуло в мельтешении быстрых огней, а когда волна света, наконец, схлынула, на месте старого военачальника сидел волк-красавец. Его белоснежная шкура сияла на фоне окружающей темноты, глаза горели огнём, клыки были размером с кинжалы, а лапы — с колонны. Волк смотрел на в страхе отпрянувших жрецов сверху вниз и улыбался самой страшной из всех звериных улыбок.

— Благодарю... Госпожа... — поклонившись, прорычал он, с трудом ворочая не приспособленным для человеческой речи языком.

Фериссия требовательно простёрла руку в сторону Шуи, шевелившей листами в двух шагах от неё. Склонив