том месте, где Димеона стояла за минуту до этого, призрачное свечение. Оператор увеличил яркость картинки — и стал виден силуэт юной друидки.

Василиса вздохнула.

— Позёрство... — пробормотала она.

— Не спеши, — прозвучал в динамиках голос Димеоны, по-прежнему ровный и твёрдый. — Ты пока ещё не закончила со мной. Мелисса — моя наставница, моя мать, и я не позволю тебе срывать на ней свою злобу только потому, что тебе этого хочется.

Какое-то время богиня взирала на стоящую перед ней друидку внимательным изучающим взглядом.

— Впечатляет, — сказала она, наконец. — Должна признать, из тебя могла бы получиться неплохая жрица, если бы не дурной нрав и длинный язык. У тебя действительно сильный дух, если ты в состоянии говорить так, даже утратив своё тело и жизнь.

Молодая друидка смотрела на неё прямым взглядом.

— Свою жизнь? — переспросила она. — Жизнь, которую я любила, жизнь, дарованную мне Фериссией, я потеряла давным-давно, в одночасье, когда дикари появились в нашей деревне, когда наша песнь стала криком, а земля окрасилась кровью. Дарованное тобою безумие, которое последовало за этим, называть жизнью я не могу и не хочу. Что касается тела, то его я утратила в тот самый момент, когда мои глаза застелил кровавый туман, а сердце воспылало жаждой убийства. Как видишь, ты давно уже забрала у меня всё то, что грозишься снова отнять, и, лишь будучи совсем неразумной девчонкой, я могла бы поверить, будто мне ещё есть, что терять.

Фериссия вздохнула и опустилась на трон, воткнув копьё в землю. В её взгляде читалась брезгливость.

— Ты мне надоела, — сказала она сварливо. — Я забрала твою жизнь, и тебе больше не место здесь, среди живых. Пожалуй, Я отправлю тебя...

Димеона покачала головой.

— Ты не можешь этого сделать, — возразила она. — Моя душа принадлежит Фериссии, и лишь она вправе решать, что с нею станет.

Воительница встала так резко, что ближайшие к ней жрецы отшатнулись. Глаза аватара пылали яростным огнём.

— Что это значит?! — закричала она. — Что это значит?!

Девушка улыбнулась.

— Это значит, что я тебя не боюсь, — сказала она. — Ты — не Фериссия, во всяком случае — не та Фериссия, которой я верю. Ты — лишь пугало, пародия на неё.

— Ну, довольно! — богиня, трясясь от ярости, несколько раз прошлась туда-сюда перед троном. — Я пыталась быть с тобой милосердной, но ты... Ты... — она с шумом выдохнула. — Я собиралась отправить тебя в леса и дозволить пройти серию рождений в телах различных растений, но нет — не этого ты заслужила. Ну, ничего, у меня есть кое-что, что подойдёт тебе куда лучше.

Воительница простёрла руку к порталу. Ткань поднялась — за ней был лес, дремучий и тёмный. В чащобе слышались шорохи, рычание, волчий вой и уханье филина. Меж покрытых шипами ветвей висели ядовитые испарения, подсвеченные блуждающими огоньками. В зарослях что-то двигалось, иногда во тьме вспыхивали чьи-то глаза. Друиды переглядывались — похоже, это место было им знакомо.

— Бурелом затерянных душ, — объявила Фериссия со злорадством. — То место, куда отправляются грешники предо Мною. Отныне тебе будет отведена роль добычи, роль жертвы: даже смерть не станет для тебя избавлением, ибо, погибнув раз, ты возвратишься всё в те же угодья. Иди же! Всё, что тебе теперь предстоит, — это боль и страдания, и будь уверена: сколько бы ты ни звала, Я никогда не откликнусь на твои молитвы.

Димеона смотрела на неё внимательно и серьёзно.

— Конечно, ты не откликнешься, — сказала она и зашагала к порталу.

— Фериссия, смилуйся! — Мелисса, внимательно следившая за ходом диалога, рухнула на колени. — Прошу Тебя: сделай со мною, что хочешь, но пожалей девочку. Это... Это слишком жестоко — она юна, она взбалмошна, она не ведает, что говорит, она...

Воительница повела рукой, и отросток платья заткнул жрице рот, обвившись вокруг её головы. Женщина попыталась освободиться, встать, но живой наряд не пустил: побеги опутали её по рукам и ногам, и служительница снова упала в грязь. Димеона оглянулась через плечо.

— Всё в порядке, Мелисса, я знаю, что делаю, — сказала она. — Полагаю, все уже поняли, чего на самом деле стоит эта богиня?..

Не дожидаясь ответа, она шагнула через границу миров. Её призрачное тело уплотнилось, сжалось, пушистым комочком упало на землю и одним прыжком скрылось в чаще. Звериный вой усилился, в него вплелись новые голоса. Фериссия опустила руку, и занавес упал, отделяя болото от страшного мира. Воительница выдохнула с облегчением.

— С этой дрянью разобрались... — пробормотала она и, скосив глаза на Мелиссу, добавила: — А ты почему ещё здесь? Я же сказала, что не желаю тебя больше видеть. Иди, иди, Мне не нужны... Такие служители.

Женщина мычала.

— Ах, да...

Поморщившись, богиня щёлкнула пальцами, и платье, наконец, отпустило жрицу. Та поднялась — грязная вода бежала с неё ручьями — несколько раз шумно вздохнула, ощупала пережатые лианой щёки, посмотрела на свою госпожу, на портал, на жрецов, на мёртвую ученицу, раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но потом лишь махнула рукой, развернулась и зашагала прочь.

— Постой! — остановил её оклик Фериссии. — Или ты забыла приличия? Разве подобает отлучённой сестре разгуливать в таком виде?

Несколько секунд Мелисса стояла неподвижно, а потом, глубоко вздохнув, коснулась платья ладонями. Ничего не произошло. На губах лесной леди играла холодная улыбка.