10 июня.

Вторник. Хождение по мукам в ГАИ. Прием и потрясательные почести у начальника (?!) [Василия Ивановича Корнейчука] в кабинете. «Прощение» Алены, кара ограничилась 20-ю рублями (!).

11 июня.

Среда. После завтрака на горке у сваленной сосны. Прибытие Волчат. Чук! [такса]. Ростки чернобыльника, две липки-самосейки у гаража.

12 июня.

Четверг. Вознесение. Скамеечка квадратом в сосняке. Мотя, Пигулевский, Надя. Матушка одна: ее маленькое, усохшее личико. (О многих ушедших, о болезнях и старости; жена Моти, Аня… даже Пигулевский говорит о «сроках», недугах Зои Ивановны…)

Вечером на вокзал за Мусиными розами к «вагону № 6». Оттуда к Мельникову С.А. по машинным делам.

Предвечерняя ясность бескрайнего водного простора. Хохолки куги [тростника]. Тишь, благодать.

13 июня.

Пятница. У Волчат гости: Миша и Наташа с дочкой [Эстрины]. Авария с антенной. Переполох, прибытие ремонтных дядек. Рензор обедает у нас и поражает цивилизацией. <…>.

14 июня.

Суббота. После Алиной кашки и ее экскурсий в магазинчик — все вокруг яблони и под яблонями. Аля и Боб — шахматы. После обеда я сплю, Аля починяет зеркальце. Около 9-ти налет Копелей против моего намерения ехать в Ленинград с Алей. Коп у моей папки фотографий, письма Светланова.

15 июня.

Воскресенье. Ночь спали. Я встал бодро в 6 часов утра, чтоб хоть немного зарядить Алену. В 9-м часу остался за калиткой. <…> В 12 звонила тетя Валя: Аля уже в Консерватории. В 12.30 прилетел непонятно откуда выводок уток (?!) и так же непонятно скрылся. В 2 часа — кофе и Кате — почки. 5 часов — мясо Кате. До обеда «мужики» на крыльце за картами и я при них. У сарая вялятся на противне Леночкины снетки (?!). В 9-м часу тетя Валя: Аля выехала в 8.15 вечера. Протомился вечер. В 11.15 вышел к гаражам. Очень скоро с Лесной свернула белая Алина машина, остановилась, погасила огни и ненадолго ничто не шевельнулось, как бы сказав: «ну вот — все…» <…>

16 июня.

Понедельник. В 10 час., рано, начала стучать трясогузка. В 12 звонок тети Вали и разгрузка машины. Потом Аля — уборка на кухне. В 1.45 на горку (клевер, холодный ветер). 15.10 Аля — готовить; 3.45 — молочный суп, пельмени. Аля — уборка; я — на диване; потом Аля на веранде читает, в 5 часов с «Президентом» Сименона — к ней. Аля заснула. Вечером — на проигрыше наших футболистов. В 9 пили чай. От чтения «Президента» у меня «нервы» и даже удушье. <…> В 11.30 — спать.

17 июня.

Вторник. Разбудила, как и во все эти дни, трясогузкина стукотня клювиком в стекло (?). В 11.30, после завтрака, — оба в Нарву, в центр. Удача — есть рыба; и заправка бензином на шоссе. Обед у Алены готов заранее.

После обеда Аля, как всегда, на веранде, я — навзничь на своем диване. Появлялся Чук [такса], залакал у Катиной кашки. Я с великим трудом до 5.30 записал прожитые здесь (уже…) деньки, сначала и до сегодня.

18 июня.

Среда. Проснулись в 11-м часу и еще полежали. Опять, конечно, не горит колонка. Мытье ледяной водой (не лишено положительности!). За завтраком смотрю, как под яблонями Лиза и эстринская Инна тискают прелестного щенка, таксу, будущая встреча которого с Катей мне внушает опасение.

Еще и еще раз пробовал пустить горячую воду… тщетно: только первый раз удалось. Алин анализ причины. В час на горку с Катей втроем. Очередные речи Али: о симметрии в Природе (листья рябины), о собственной асимметрии (человека вообще), и как всегда, говорила много талантливого, глубокого. <…> Появлялся на горке необычный гость: Фира со щенком, потом Лиза. Вдалеке за домом мельтешит Коп. С 3.30 до 4.30 — обедали. Я до и после обеда записал 16-е и сегодняшние полдня. К вечеру (раннему) атмосфера наша с Алей сгустилась: ввалилась к нам со своим щенком Фира: видимо, это зондаж реакции Кати и моей. И она сама, и я — оба волнуемся… Аля, конечно, лицемерит в пользу «гостей»… «все, мол, благополучно будет…». Вечером Аля забрала читать «Президента», несмотря на то, что я его недочел; читать потом стала прессу и навалила мне на стол кучу газет… В общем, легли отчужденные, в молчании.

19 июня.

Четверг. Неописуемо жаркий день, ни ветринки. Я уселся в креслице в густой тени большого клена. Аля героически сходила в лавку, Вернулась в дурнотном состоянии и легла на постель. Я, как всегда, приписываю помимо жары все себе и своим «агрессиям». До 3-х сидели под кленом в обществе щенка и Лизиной топотни. После обеда — я на диване. Аля — сразу на веранде в своем углу. Проплыли облака «от Силламяэ», и вновь небо очистилось, заголубело, засияло из края в край. Легкий ветерок перебирает листвой кленов, яблонь. Тишь, знойное молчание. Шестой час.

Волчонки отбыли со щенком на реку. Около 7-ми вернулись, и Коп зашел к нам поговорить о моем «виде» и отношении его к приему лекарств. Я рассказал ему о перерыве, наложенном с сегодняшнего дня на прием всех лекарств и изменении самочувствия.

Вчера, уходя с горки, Аля обнаружила крохотную горку новорожденного муравейника. К вечеру опасение за возможный конфликт щенка с Катей достигло такого накала, что я начал изрыгать все возможные ругательства, и конечно, на ни в чем невинную Алю… (Прибытие Муси и Боба.) Разбитая, Аля молча ложится спать.

20 июня.

Пятница. Проснулся в 11-м часу. Аля не шелохнется. На ней Катя клубочком. В испуге смотрю и думаю, что неподвижность Али результат разбитости вчера. Нет, слава Богу, зашевелились обе, начали вставать, как всегда «отпустившие» мне вчерашнее хулиганство… После завтрака мы с Катей на горку: путешествовали в дружбе, согласно меняли места. Помехой был только грохот машин, асфальтирующих нашу Олеви. Да порой налетавший свежий ветер. Пришла вскоре Аля, уселась у сосны, потом у своей дощатой сиделки; Катя рядом с ней. С сердцем у меня сегодня неважно, то ли от перемены погоды (небо в дымке, ветер), то ли от отказа от лекарств (?!). Дома застал Алю в креслице под верандой, наблюдающей щенка и принесшую от соседей Катю, а потом пишущей свои консерваторские бумаги. После обеда оба на веранде. Мне — кисло; пришлось попросить у Али лекарства. Стало легче. Сел записал сегодняшний день. Аля, как всегда, с автожурналом. Небо затягивается дымными полупрозрачными тучками. В 6 появилась Шура — убирать