выводят заключение о том, что наши южные степи служили будто бы неодолимым препятствием для разгрома Крымской орды в самом ее гнезде и что наступательные действия против нее с нашей стороны будто бы были рановременны. Но, во-первых, как мы видели, главной причиной неудачи был недостаток военного таланта и предусмотрительности у князя Голицына. А затем, если и были еще несвоевременны, то именно степные походы такой большой тяжелой армии; тогда как предприятия меньшими и более легкими силами обещали более успеха, в особенности если бы они поддерживались флотилиями, прорвавшимися к крымским берегам со стороны Днепра и Дона; как этому были примеры во времена Ивана Грозного и казачьих морских набегов53.

За исключением двух крымских походов, время царевны Софьи и князя В.В. Голицына вообще отличалось мирным характером, то есть желанием жить в добрых отношениях со своими соседями. Еще до заключения вечного мира с Польшей московское правительство вступило в переговоры со Швецией и обменялось с ней полномочными посольствами, с нашей стороны во главе с окольничим Прончищевым, а со шведской – Гильденстерном. Москва на сей раз отказалась от своих притязаний на отошедшие от нее в смутную эпоху берега Финского залива и согласилась на простое подтверждение Кардисского договора. Шведские послы после отпускной аудиенции у обоих царей в Ответной палате были проведены в бывшую царицыну Золотую палату. Тут приняла их царевна Софья, сидя в креслах, богато украшенных наподобие трона, имея на голове жемчужный венец, а на плечах аксамитную шубу, опушенную соболями. Около нее по обеим сторонам стояли по две вдовых боярыни и по две карлицы. По обычаю царскому, она, привстав, спрашивала о здоровье короля Карла, его матери и супруги; а после их ответа давала им целовать свою руку (1684 г.). Плодом мирных сношений с Пруссией и Бранденбургом было заключение торгового договора (1689 г.). Кроме того, правительница желала поддержать начатые при ее родителе сношения с юго-западными европейскими державами, Францией и Испанией, и отправила туда послами князей Якова Долгорукого и Якова Мышецкого (1687 г.). Во Франции они были приняты очень холодно, и на царское приглашение приступить к священному союзу против турок Людовик отвечал отказом: в Москве, очевидно, не знали, что Франция постоянно дружила с Турцией против Австро-Германии. Из Гавра послов отправили в Испанию морем. Там на подобное же приглашение приступить к союзу отвечали, что и без того король помогает императору, чем может; а на просьбу ссудить взаймы порядочную сумму денег указали на собственное безденежье. За неприязненное отношение Людовику XIV в Москве отплатили тем, что в следующем году отклонили его просьбу пропустить в Китай двух французских иезуитов. Кроме того, московское правительство, по ходатайству бранденбургского курфюрста, одновременно с заключением торгового договора особой грамотой разрешило искать убежища в России французским протестантам, гонимым на своей родине и бежавшим в чужие страны после знаменитой отмены Нантского эдикта.

Во время Софьи повторилась просьба о принятии в подданство со стороны не одного валашского господаря, а также и другого отдаленного владетеля, утесняемого мусульманами, именно царя имеретийского Арчила. Изгнанный из своей земли еще при Федоре, он вместе с семейством и ближними людьми бежал в Астрахань и просил о помощи. Ему не разрешили прибыть в Москву и указали жить в Терках; а помогать ему войском ради возвращения владений, конечно, и не думали.

По отношению к восточным соседям самым важным делом правительницы является мирный Нерчинский договор, который прекратил враждебные столкновения с Маньчжуро-Китайской империей, длившиеся около тридцати пяти лет.

Главным пунктом сих столкновений служил Албазин, откуда русские казаки и промышленники распространяли свои поселения далее по Амуру и облагали ясаком племена, подчиненные Китаю. В середине 80-х годов албазинским воеводой явился предприимчивый Алексей Толбузин. Китайцы собрали против него несколько тысяч человек: пехота пришла с пушками в лодках по Амуру, а конница берегом. 12 июня 1685 года неприятели осадили Албазинский острог. Имея у себя не более 450 человек, считая в том числе промышленных и пахотных людей, Толбузин послал гонца в Нерчинск с просьбой о помощи людьми и боевыми запасами. Нерчинский воевода Власов по сей просьбе отправил около полутораста человек с двумя пушками, тремя затинными пищалями и десятью простыми, с некоторым количеством ядер, пороху и свинцу. Но эта помощь, по-видимому, опоздала. Богдойское войско, имея много пушек, убило до 100 человек гарнизону, разрушило часть башен и стен и «огненными стрелами» зажгло церковь, колокольню, лавки и хлебные амбары. 22 июня Толбузин вступил в переговоры. Китайские военачальники на сей раз удовольствовались сдачей острога вместе с нарядом и отпустили русских к Нерчинску, взяв с них обещание вновь сюда не приходить. Китайцы разорили Албазин и ушли; причем не тронули посеянной русскими жатвы. Узнав о том, нерчинский воевода немедля отправил два небольших огряда, под начальством того же Толбузина и енисейского боярского сына Бейтона, чтобы поставить новый острог и снять хлеб; что и было исполнено. В следующем году китайцы опять пришли в количестве нескольких тысяч с пушками и снова осадили возобновленный Албазин. Толбузин, имея около 1000 человек гарнизону, мужественно оборонялся; но был смертельно ранен ядром. Начальство перешло к Бейтону, который продолжал геройскую оборону. Неприятельское войско отошло немного вниз по Амуру. Около того времени китайское правительство получило известие об отправлении к нему из Москвы большого посольства; по этому поводу русские воеводы просили прекратить военные действия.

Правительница благоразумно решила покончить распри с Китаем из-за владений на среднем Амуре, которые по своей отдаленности, трудным сообщениям и постоянной борьбе с сильным соседом причиняли гораздо более убытков, чем приносили пользы. Тут воочию оправдывался исторический закон о распространении государственной территории в сторону наименьшего сопротивления. Доселе русское господство почти беспрепятственно раздвигалось на все необозримое пространство Сибири; но на берегах Амура оно столкнулось с могущественным государственным организмом и должно было приостановиться – до более благоприятных времен. Продолжительные неприязненные отношения имели и ту оборотную сторону, что мешали установить с китайцами обоюдовыгодные торговые сношения.

Софья снарядила полномочное посольство, во главе которого поставлен был окольничий Федор Алексеевич Головин. Его сопровождала большая свита из дворян и стрельцов; а во время своего медленного движения по Сибири он собрал еще около полутора тысяч ратных людей. Сначала он остановился в Селенгинске. Тогда на этот город напали ближние монголы, подстрекаемые китайцами. Головин прогнал их после целого ряда боев. Потом он ходил на соседних табунуцких старшин или «Саитов» и заставил их со своими подручниками или «шуленгами» присягнуть на московское подданство. При сем, по своему обычаю, для скрепления присяги они целовали пищальное дуло, рассекали саблею собак, лизали окровавленный