От старых ялап, круглый год покрытых душистыми розовымицветами, не осталось и следа, равно как и от огромных банановых деревьев,которые росли возле старого сарая в конце боковой аллеи. На двери бакалейнойлавки красовался огромный висячий замок, маленький угловой бар не подавалникаких признаков жизни.

Только через какое-то время до Майкла дошло, что на всемобозримом пространстве окрестных улиц он единственный белый человек.

Чем дальше он шел, тем явственнее ощущал царящие здесьнищету и тоскливое запустение и тем сильнее охватывала его щемящая душу печаль.Кое-где все же попадались более или менее приличные домики, из-за оград которыхна него с любопытством смотрели чернокожие малыши с вьющимися волосами икруглыми глазенками. Но прежние обитатели квартала, судя по всему, давным-давнопокинули веками обжитые места.

Вид Джексон-авеню привел Майкла в ужас. А состояние, вкотором находились кирпичные многоквартирные дома в микрорайоне Сент-Томас,окончательно и без слов убедило его в том, что белые люди там больше не живут.

Да, теперь здесь хозяйничали чернокожие. Куда бы Майкл нипошел, повсюду он ощущал на себе холодные, настороженные взгляды. Свернув наДжозефин-стрит, он направился в сторону старых церквей и школы. Деревянныедомики в большинстве своем стояли заколоченными, многие были разграблены и зиялипустыми проемами окон и дверей; внутри валялась разбитая, покоробленнаясыростью мебель.

Полуразвалившееся здание школы, где он когда-то учился,шокировало его как ничто другое. Битое стекло хрустело под ногами, отспортивного зала, которой он сам помогал строить и оборудовать, практическиничего не осталось.

И только церкви Святой Марии и Святого Альфонса гордо инеколебимо возвышались над царящей во всем квартале разрухой. Однако двери вобеих церквах были заперты, а дворик возле ризницы при церкви Святого Альфонсагусто зарос высокими, по колено, сорняками и травой.

– Хотите посмотреть церковь?

Майкл обернулся и увидел перед собой маленького лысогочеловечка с круглым животом и блестящим от пота розовым лицом.

– Могу сходить в дом священника, и вас пустят внутрь.

Майкл кивнул.

Дом приходского священника тоже оказался запертым. Импришлось долго звонить, прежде чем за стеклянным окошечком в двери появиласьженщина с коротко остриженными темными волосами; глаза ее скрывались затолстыми линзами очков.

– Я хотел бы сделать небольшое пожертвование, –обратился к ней Майкл, вытаскивая из бумажника пачку двадцатидолларовыхкупюр. – И если позволите, осмотреть обе церкви.

– Боюсь, в церковь Святого Альфонса я вас впустить несмогу, – ответила женщина. – В нее давно уже никто не ходит. Этоопасно. Штукатурка валится прямо на голову.

Штукатурка! Майкл вспомнил восхитительную лепнину,украшавшую потолок церкви, и лица святых на фоне голубого неба. Под сводамиэтой церкви его крестили, здесь он принял первое причастие, и здесь же над нимсовершили обряд конфирмации. А после окончания школы он в белых одеждах шелвместе с другими выпускниками по центральному приделу и даже не удосужилсябросить прощальный взгляд на великолепное убранство храма, потому что был слишкомвзволнован и думал только о том, что совсем скоро они с матерью уедут отсюда назапад.

– Господи, куда все подевались? – спросил он.

– Уехали, – коротко откликнулась женщина, жестомприглашая Майкла следовать за собой. Через дом священника они направились вцерковь Святой Марии. – А цветные не посещают нашу церковь.

– Но почему везде запоры?

– Потому что нас без конца грабят.

Майкл даже представить себе не мог, как такое возможно. Онпомнил, что двери храмов всегда оставались открытыми, что можно было в любоймомент найти в них спасение от изнуряющей жары и в прохладном полумраке тихопобеседовать с ангелами и святыми или просто посидеть и подумать, вполухаприслушиваясь к молитвам стоящих на коленях перед алтарем пожилых матрон вцветастых платьях и соломенных шляпах.

Женщина провела его через алтарь. Мальчиком он прислуживалздесь и готовил вино для причастия. При виде великого множества хорошосохранившихся деревянных статуй, по-прежнему стоящих на своих местах подготическими сводами, сердце его екнуло от радости.

Благодарение Богу, время пощадило хоть что-то в его родномквартале. Настроение Майкла слегка улучшилось. Глубоко засунув руки в карманы,он чуть наклонил голову, исподлобья глядя вокруг и вспоминая мессы, которыеслужились и здесь, и напротив – в церкви Святого Альфонса. Со временем споры иссоры между обитателями квартала – ирландцами и немцами по происхождению –прекратились, чему в немалой степени способствовали смешанные браки. Школьникимладших классов посещали мессу в церкви Святого Альфонса, а старшеклассникизаполняли скамьи в церкви Святой Марии.

Перед глазами Майкла живо вставали картины прошлого. Вот онидруг за другом подходят, чтобы принять Святое причастие: девочки в белыхблузках и синих шерстяных юбках, мальчики в рубашках и брюках цвета хаки… А вотон – восьмилетний – стоит на ступенях этого храма перед его освящением, и вруках у него кадило с ладаном…

– Что ж, – прервала нить его воспоминанийженщина, – оставайтесь здесь сколько захотите. Обратно пройдете тем жепутем – через дом священника.

Майкл сел на скамью в первом ряду и провел на ней околополучаса, в задумчивости оглядываясь вокруг и стараясь запомнить как можнобольше деталей, навсегда запечатлеть в памяти имена погребенных здесь людей,высеченные на мраморных плитах, образы парящих высоко над головой ангелов… Какнеобычен рисунок витража: ангелы и святые в деревянных башмаках… А ведь преждеон даже не обращал внимания на столь странное изображение.

Он вспомнил своих подружек – Марию Луизу в белоснежнойнакрахмаленной блузке, всегда туго натянутой на пышной груди, Риту Мей Двайер,которая в свои четырнадцать выглядела как вполне взрослая женщина… Повоскресеньям Рита Мей всегда надевала красное платье и туфли на высокихкаблуках, а в ушах у нее блестели массивные золотые сережки. Отец Майкла былодним из тех, кому поручали собирать пожертвования. Он проходил по длиннымприделам и, останавливаясь возле каждого ряда, молча и торжественно просовывалвдоль него специальную корзинку, прикрепленную к длинной рукоятке. В католическомхраме прихожанам запрещалось разговаривать даже шепотом.

А что он, собственно, ожидал здесь увидеть? На что надеялся?Неужели он и впрямь думал, что все они по-прежнему ждут его возвращения? Что сдесяток девушек, этаких Рит Мей в цветастых нарядах, придут сюда в полдень,только чтобы встретиться с ним?

А ведь Рита Мей предупреждала его накануне: