экологии. В книге «Три экологии» (1989) Гваттари сплавил воедино экологию окружающей среды с экологией общества и разума. Таким образом, природа, социокультурные связи и индивидуальная субъективность сплетают своего рода экологическую текстуру. Я назвал такую «трехсоставную» физическую, социальную и ментальную экологию ECO3 (Oosterling, 2015).

Онтология есть философское изучение природы бытия и становления. Каковы базовые категории бытия и как они связаны? После критики и деконструкции метафизики Фридрихом Ницше мыслители, вдохновленные его работами, – Жак Деррида, Мишель Фуко, Жиль Делёз и Феликс Гваттари – сосредоточили свой «интерес к реальности» на силах, а не на сущностях. Последние представляют собой вторичные явления: они всегда есть временные результаты столкновения сил, стремящихся поглотить или уничтожить друг друга. Тем не менее, сами по себе эти силы не являются значимыми векторами. Чтобы понять их действенность и связность – а для этого надо спрашивать не «что они такое?», но «как они работают?», – требуется изучение их специфической артикуляции как отношений власти. Силы всегда уже вписаны в паттерны бытия в качестве отношений власти. Этот переход от силы (puissance) к власти (pouvoir) привел мыслителей различия к выводу, что онтология и политика – единственные области, где изучаются соотношения сил, – более не отделены друг от друга. Онтология по определению является политической. Политика непосредственно определяет бытие.

Это требует еще более точно выраженного определения власти (power). После того как Клод Лефор провел различие между Политикой и Политическим, а Фуко предложил сосредоточиться на микро- в отличие от макрофизики власти, взаимодействие сил может быть проанализировано на различных плато или планах: макрополитически – на институциональном и корпоративном планах, где в качестве глобальных игроков действуют политика и корпорации, мезополитически – на плане низового сопротивления, где подвергается сомнению дисциплинарная нормальность, и микрополитически, на субиндивидуальном плане аффектов, где люди соединяются в первую очередь и где маркетинговые стратегии и брендинг контролируют коллективные и индивидуальные желания. Эти уровни различаются только систематически и не могут подвергаться манипуляциям по отдельности. Они взаимозависимы, переплетены в сети, охватывая все жизненные силы на планете.

Принимая во внимание эти выводы, экологические вопросы могут быть пересмотрены с теоретико-сетевой точки зрения, как это сделал Бруно Латур в своей акторно-сетевой теории (АСТ). В нашем глобализированном, оцифрованном, глубоко технологически продвинутом сетевом обществе, как его анализировал социолог Мануэль Кастельс в 1990-х, все соединено со всем, влияет на все и подвергается влиянию всего. Таким образом, онтологический акцент делается на отношениях, а не на тождествах. В нашем нынешнем состоянии гиперглобализации сложность взаимосвязанных процессов достигла критических пределов, в которых человеческая нерешительность больше не может быть уравновешена человеческим действием. Сегодня, в антропоцене, человеческие действия сразу же и непреднамеренным образом детерминируют реальность в ее базовой связности. Это требует еще более точного определения онтологии.

Согласно Петеру Слотердайку, главное затруднение современного человека связано с техникой. Dasein есть дизайн (Oosterling, 2010). Теория – это практика. Несмотря на то что онтология является высокотеоретичным философским предприятием, у нее есть практическое применение в технике и информатике. Теоретическая физика имеет дело с имманентным строением реальности. Однако эти передовые исследования не описывают объективно данное. В перформативном и практическом планах эксперименты физиков-теоретиков в их лабораториях – научные практики, в которых реальность подвергается «теоретической» проверке, – изначально искажены использованием инструментов и последующим переводом результатов на более высокий теоретический уровень, превращающий открытия в рамках отдельно взятого случая в универсальный закон.

Изабель Стенгерс и Бруно Латур провели критический анализ подобных научных практик. Совместное с Ильей Пригожиным исследование того, что действительно имеет место быть – методологически и эпистемологически – в лабораторных практиках физиков, привело Стенгерс к понятию «экологии практики»:

«Экология практик не имеет амбиций описать их «как они есть». Она воздерживается от господствующего слова «прогресс», которое оправдало бы их уничтожение. Она направлена на выстраивание их новых «практических идентичностей», то есть новых возможностей их присутствия, или, иными словами, их способности соединять. Поэтому она рассматривает практики не такими, какие они есть, – например, физику, какой мы ее знаем, – но такими, какими они могут стать».

Stengers, 2005: 186

Понятие политической экологии используется внутри этого (пер)формативного контекста. Она занимается изучением отношений между политическими, экономическими и социальными факторами и экологическими процессами и проблемами. На макрополитическом плане экологические проблемы выступают как политизированные. Такое одномерное понимание политической экологии было введено Франком Тоном в 1935 году и в дальнейшем развивалось Хансом Магнусом Энценсбергером в 1970-х и 1980-х. Будучи помещенной в перспективу антропоцена, она нуждается в мультиполитическом (Делёз/ Гваттари/Фуко) и внутринаучном (Латур/Стенгерс) объяснении. С точки зрения мезополитики она тематизирует отношения власти внутри экологии практик. С точки зрения микрополитики она деконструирует модерное желание, вписанное в тело, чтобы произвести дисциплинарную субъективность (Фуко), сверхдетермированную дискурсом, противопоставляющим природу культуре (Латур). Это многослойное расширение политической экологии политизирует онтологию в тройном смысле (Гваттари). Латур обозначил проблему простого понимания политической экологии, задаваясь вопросом, допускает ли дискурс модерна антропоцентричное сочетание политики и экологии: «Модернизировать или экологизировать? Вот в чем вопрос» (Latour, 1998). В конечном счете нововременное противопоставление культуры и природы не позволяет провести критическую оценку роли всех участников – человеческих и не-человеческих, от минералов до технологических медиа – в той масштабной трансформации, которую сейчас переживает Земля. Политическое подразумевает равенство всех существ не в качестве субъективных акторов, но как наделенных агентностью «актантов». Для мультиполитического и внутринаучного объяснения того, как работает реальность, философское рассуждение об экологии нуждается в расширенном понятии онтологии: эко-онтологии или эконтологии.

См. также: Экопатия; Эпигенетический ландшафт; Онтологический поворот; Нео/новый материализм.

Хенк Остерлинг

(Перевод Веры Федорук)

Экопатия

Поездка на пляж

В своем превосходном исследовании «Художественная литература эпохи антропоцена» литературовед Адам Трекслер (2015) утверждает, что антропоцен есть в равной степени продукт окружающей среды и культурная трансформация. Развивая его аргумент дальше, я полагаю, что антропоцен есть также параллель, хотя совсем не обязательно последствие экологического развития, то, что Фредрик Джеймисон (1991) мог бы назвать культурной доминантой, то есть превалирующей структурой чувственности, сентиментом или даже настроением, распространенным настолько широко, что его следует признать одной из ключевых характеристик современной культуры. Важно здесь не просто то, что антропоцен поселился в нашей душе, но скорее то, что в антропоцене находятся наши тела. Смысл здесь в том, что вы не думаете о скорости, вы находитесь на «скорости», на «спидах» – то есть на ЛСД, метамфетамине или, что более вероятно, асбесте: мысли крутятся, мышцы напряжены, кровь пульсирует, сердце бешено колотится, все больше выходя из-под контроля. Экопатия – культурное состояние переживания скорости климатических