xxiv), мышления о мире. «Де-антропоцентрировать» наш взгляд означает буквально перевернуть наши приоритеты, освободив телесное естество мира от дискурсивных – и материальных – иллюзий человекоцентричных нарративов. В нашу «постгеологическую» эпоху – можно назвать ее Антропоценом, Плантациоценом или Капиталоценом (Haraway, 2015а; 2015b) – концептуальные инструменты (материальной) экологической критики могут быть с пользой приобщены к «общим усилиям и коллективному воображению» (Braidotti, 2013: 197; Брайдотти, 2021: 378), необходимым для такого изменения курса.

См. также: Дифракция; Экоматериализм; Материальная значимость; Природокультуры; Нео/новый материализм; Онтологический поворот; Рассказанная материя; Транскорпореальность; Литература освобождения; Материальные феминизмы; Постгуманистическая критическая теория.

Серенелла Иовино

(Перевод Веры Федорук)

Экологии архитектуры

Переизобретение архитектуры больше не может обозначать возобновление стиля, школы, теории с призванием к гегемонии, оно означает пересборку архитектурного высказывания и в определенном смысле ремесла архитектора в современных условиях.

Как только целью архитектора вместо искусства строительных форм станет предложение услуг по раскрытию виртуального желания пространств, мест, траекторий и территорий, ему придется анализировать отношения индивидуальной и коллективной телесности, подвергая свой подход постоянной сингуляризации. Более того, ему нужно будет стать посредником между этими выведенными на свет желаниями и теми интересами, которым они мешают. Другими словами, ему придется стать художником и ремесленником проживаемого опыта чувственных отношений.

Guattari, 2013: 232

В отчаянной попытке угнаться за развитием современной медиакультуры архитекторы стремятся продлить существование более ранних представлений о культуре как репрезентации, чем о культуре как форме жизни (Lash, 2001: 107). Архитектуре еще только предстоит порвать с культурой как отражением, все еще глубоко укорененным в ее понятиях Утопии, Типа, Истории, Города, Геометрии, Ландшафта и Орнамента. Говорить об экологиях архитектуры означает отказаться от суждения в пользу опыта, отказаться от пропозиционального «знания что» в пользу непредикативного «знания как» (Ryle, 2009: 25–61; Райл, 1999: 34–69). Как писал в своей книге о Ницше самопровозглашенный эмпирик (то есть плюралист) Жиль Делёз, речь идет не об оправдании, но о «другой чувствительности… другом способе чувствования» (Deleuze, 1983: 94; Делез, 2003: 147). Если для того, чтобы мыслить иначе, нам нужно чувствовать иначе, значит, у дизайна городской среды нет иной цели, кроме как нас преобразить (Kwinter, 2014: 313). В то время как инженерное дело посвящено поиску решений, архитектура драматизирует проблему так, чтобы мы смогли случайно «наткнуться» на некий новый эмансипаторный потенциал (Kipnis, 2013). В конце концов, проблемы всегда получают заслуживающие их решения (Smith, 2012: 307).

Педагогика чувств

В фокусе внимания постчеловеческой архитектуры должна быть встреча между мыслью и тем, что побуждает ее к действию. Признавая существование многочисленных масштабов реальности, встроенных друг в друга, экология архитектуры бросает вызов предполагаемому верховенству «физического» мира. То, с чем имеем дело мы, – это мир, воспринимаемый в качестве среды, а не собрания предметов. Акцент делается на встречу, соприкосновение, когда опыт рассматривается как эмерджентность, возвращающая тело в действующее поле экстериорности (Colebrook, 2004). Чувственность вводит в мыслительное развитие алеаторный момент, превращая, таким образом, контингентность в само условие мысли. Это не только нарушает логическое тождество и противопоставление, но также помещает границы мышления за пределы любой диалектической системы. Мысль не может прийти в действие сама по себе, что-то должно ее запустить. Она должна пережить насилие. Искусство и архитектура могут причинить такое насилие. Они таят в себе потенциал прекращения обыденного функционирования способностей, ставя каждую из них перед ее собственной границей: «Мышление – перед немыслимым… память – перед незапоминаемым, ощутимое – перед неощутимым» (Deleuze, 1994: 227; Делез, 1998: 278). Экологическая «перспективистская» атака на эго-логическое репрезентационное мышление неизбежно посягает на тождество субъекта. Там, где Кант обосновал репрезентационное единство пространства и времени на формальном единстве сознания, различие дробит его на множество состояний, которые невозможно приписать единому субъекту. Иными словами, различие порывает с дифференциацией недифференцированного мира в пользу гомогенизации окружающей среды, или Umwelt (Deleuze, Guattari, 2004: 62; Гваттари, Делез, 2010: 105). Говорить об уайтхедовском суперъекте означает порвать с более ранними представлениями о субъекте как основании (Whitehead, 1978: 29). «Машины желания» взаимно подсоединяются, отсоединяются и воссоединяются без всякого смысла и намерения (Deleuze, Guattari, 2008: 288; Гваттари, Делез, 2008: 453). Парадоксальным образом, действия первичны по отношению к оживляющим их намерениям так же, как желание первично по отношению к волевому акту. Индивидуальность представляет собой не характеристику «я» или эго, но постоянно определяющий себя дифференциал. Это не субъект обладает точкой зрения, но скорее точка зрения содержит субъекта внутри себя (Deleuze, 1980; Делез, 2015). Делёз поясняет: «У каждой способности, включая мышление, есть лишь невольное приключение», и «невольное действие остается погруженным в эмпирическое» (Deleuze, 1994: 145; Делез, 1998: 182). На этом постулате основывается его знаменитая «педагогика чувств».

Асигнифицирующая семиотика

Экология архитектуры опирается на картографию, превращая театр репрезентации в порядок производства желания (Deleuze, Guattari, 2004: 12; Гваттари, Делез, 2010: 21). Высшая цель – развенчать гиломорфизм, когда форма навязывается инертной материи извне, а архитектор воспринимается как ниспосланный богом, вдохновенный творец и гений, – и содействовать продвижению альтернативного имманентного морфогенетического подхода, который одновременно является и более скромным, и более амбициозным (Деланда, 2002: 28). Здесь находится (ре)эволюционный потенциал создания «нового», определяемого как циркуляция де-кодированных и де-территориализированных потоков, сопротивляющихся простой ко-оптации через перекодирование или захват (Deleuze, Guattari, 2008: 379; Гваттари, Делез, 2008: 596). Говорить об однозначности выражения означает отказаться от двузначности главного лингвистического знака. Действие и восприятие неразделимы, так же как формы жизни и среды их обитания. Если бы предметы знания были отделены от предметов существования, мы бы столкнулись с дуальностью ментальных и физических объектов, с раздвоением природы, ведущим к онтологически непрямому восприятию. Напротив, предпосылка экологии архитектуры состоит в том, что системы восприятия резонируют с информацией, где последняя определяется как различие, производящее существенные изменения. (Gibson, 1986: 249; Гибсон, 1988: 353; Bateson, 1972; Бейтсон, 2000). Такой «прямой реализм» исходит из предпосылки, что с самого начала реальный опыт есть отношение потенциальной структуры, а не бесформенный хаотический вихрь, который должен быть структурирован извне когнитивным процессом (знанием, sapience). Мир видится как открытый непрекращающийся процесс обретения материальной значимости, где значение и форма приобретаются путем актуализации различных агентных виртуальностей (Barad, 2007). Исходя из доводов Делёза, можно утверждать, что, таким образом, генетические принципы ощущения (sentience) в то же время являются принципами построения (арте)факта (Deleuze, 2003; Делез, 2011).

Нишевый конструкционизм

Архитектура должна отвоевать свои передовые позиции в ходе Эпигенетического Поворота, принимающего технэ в