вещами, – дескать, он сам отвезет ее в Мариенвердер. В тот же вечер к нам уже прибыла на смену Симе некая Томочка, работавшая с недавнего времени у Нагеля. С этой Томочкой мы уже успели познакомиться – как-то ее привел к нам Янек. По ее рассказам мы поняли, что жизнь ее здесь, в неметчине, складывается до удивления легко и бесшабашно. За два неполных года Томочка «осчастливила» своим присутствием четыре сельских поместья и одну городскую фабрику. Наш Маргаретенхоф оказался шестым ее приютом, но, увы, не надолго.

Когда в пятницу утром она вышла с нами на работу (Сима в ожидании Шмидта рыдала дома) и впервые предстала перед грозными очами нашего «господина» в своей модной зеленой немецкой шляпке на томно наклоненной голове, с распущенным веером волос по плечам, то сразу стало ясно, что вся ее воздушная фигурка и личико, напоминающее форму треугольника (вершиной книзу), – страшно не понравились ему. По крайней мере, Шмидт встретил новую рабыню неласково, искоса оглядел ее со всех сторон и заявил, что незамедлительно отправит Томочку взамен Симы на курсы дояров. В ответ на ее нерешительный протест привычно заорал и пообещал завтра же утром совсем отослать на биржу труда. И действительно, Шмидт тут же послал меня за Симой, чтобы она выходила на работу, а вечером примчался к нам и категорически объявил, чтобы утром, с первым же поездом, Томочка убралась в Мариенвердер «нах арбайтзамт». Так что Сима напрасно проплакала четыре дня – ей суждено остаться.

Ну а Томочка… Томочка хоть немного развлекла нас всех своими рассказами о выпавших на ее долю всевозможных приключениях. Да, вот еще один прототип Адели из Брондау. Среди ее вещей, что размещаются в просторном немецком бауле, есть вместительная, перевязанная розовой ленточкой коробка, доверху набитая фотографиями «женихов» всех мастей. Томочка демонстрировала эти снимки нам с подробными – как это делала в свое время Аделька – к ним комментариями (правда, без мата). Кого только нет в этой ее коллекции «либлингов»! Среди множества фотографий немецких солдат и офицеров, английских и французских военнопленных, а также польских, русских и других «арбайтеров» я с удивлением, с недоумением, а затем с чувством неприязни к Томочке и с глубокой досадой от собственной легковерности обнаружила вдруг и фото… Альберта с Молкерая. Причем Томочка с гордостью рассказала, что нынешней осенью «гуляла» с ним и даже бегала к нему на свидание. (Ну, Альберт, ну, красавчик, ты еще улыбнешься мне! Ты еще прокартавишь мне свое излюбленное «кохана»! Это надо же! Ведь еще совсем недавно, когда я, проводив Веру, возвращалась домой, он, как всегда, словно бы случайно оказался возле дороги, снова завел какой-то пустяшный разговор, прозрачно намекал на то, как ему грустно и тоскливо коротать время в одиночестве и как он мечтает побыть хотя бы немного со мною наедине… Ах ты, доннер-веттер![93] Ну, погоди же, красавчик, – улыбнусь и я теперь тебе ответно! Как же! Жди больше!)

И вот эта новоявленная «Клеопатра», эта «жрица любви», оказывается, скоро выходит здесь замуж! Фотографию своего очень серьезного и очень добропорядочного (с ее слов) жениха Томочка показала тоже: с виду вполне нормальный парень, даже симпатичный – светлые глаза под темными бровями, темные гладкие волосы, на подбородке ямочка. Со своим будущим мужем Тома познакомилась с месяц назад, и он сразу же без памяти влюбился в нее. «Свадьба – дело уже решенное, – сказала Томочка. – Все будет „как у людей“ – с венчанием в церкви в Данциге».

Господи, ну куда же, куда смотрят эти «серьезные, добропорядочные» женихи! Слепнут и глохнут они, что ли, как кроты или как глухари, от своей «беспамятной» любви?

В субботу утром Томочка и не подумала утруждать себя ранним вставанием. Она беспечно отмахнулась от наших попыток поднять ее и, пока мы собирались на работу, продолжала сладко посапывать на диване, укрывшись до бровей Симиным пледом. Пока Шмидт самолично не примчался к нам и самолично же, со страшным «ором» и угрозами, не выпроводил ее, встрепанную, едва успевшую кое-как одеться, вместе с баулом, с зеленой шляпкой и с коллекцией фотографий «женихов» на станцию. Вот так, внезапно, как и появилась, исчезла из нашей жизни любвеобильная Томочка. Навсегда ли?

Ну, что еще? Вчера Вера, несмотря на свое обещание, так и не пришла больше к нам: или ее не отпустила хозяйка, или она прямым ходом, минуя наш дом, проследовала к Степану. (Утром она звала меня туда, но я, сохраняя данный самой себе «обет», отказалась.)

Воскресенье пролетело незаметно. С обеда испортилась погода, небо обложили тучи, пошел дождь (кстати, он лил и сегодня). Непогода, видимо, удержала дома тетю Таню из Почкау (на днях мама получила от нее записку о том, что в ближайшее воскресенье она намерена навестить нас). Из посторонних были только Игорь и сыновья Степана. Однако ничего нового они на этот раз не сообщили. До чего же потешные мальчишки, эти Генка и Толька! Они мне очень напоминают двух озорных прохиндеев-братьев, о которых читала в какой-то детской книжке. Явились, нацепив на тонкие мальчишеские, с обгрызанными грязными ногтями пальцы массивные золотые кольца и перстни. На строгий мамин вопрос – где взяли? – пояснили, что нашли эти драгоценности в сундучке у «бабци» (так они зовут свою бабку). Старший, Толька, картавя, оправдывался: «Сто зе им зря, этим кольцам, лезать-то в коробоцке?.. Вы, тетя Нюся, не беспокойтесь. Конесно, мы полозим их обратно. Вот вернемся домой – и полозим. Бабця и не заметит!»

Оба мальчишки уже довольно бойко болтают по-английски. Они подружились с Нинкой, относятся к ней покровительственно и несколько снисходительно и как истинные «джентльмены» каждый раз приносят ей какие-то «презенты». Вот и вчера притащили кулек сушеных абрикосов (наверняка выклянчили у пленных англичан), которые мы все вместе, сидя у теплого камина, тут же и съели.

К вечеру также пришли – не побоялись-таки дождя – Павел Аристархович с Юрой. Мы давно уже не видели их, а они – нас, обоюдно обрадовались. Во время поездки в Готенхафен Павлу Аристарховичу удалось раздобыть пачку натуральной чайной заварки и даже пару небольших коробок конфет, напоминающих по вкусу наши «подушечки». Поэтому мы пили чай комфортно, расположившись за столом с белой скатертью. Павел Аристархович поделился тем, что говорят «знающие люди» о киевской эпопее. Оказывается, там для гитлеровцев был уготован новый «котел», но они, крепко памятуя о Сталинграде, сумели-таки выскочить из него. После сдачи Киева боевой дух немецких вояк оказался сильно надломлен, и русские с ходу отбили еще несколько городов, в том числе и