Составляется купчая. Предусмотрительно вставляется пункт, которым Пьер Огюстен обязуется продать означенные ружья только правительству Франции, на благо нации и для защиты дела её свободы. Заверяется у нотариуса.

С этой купчей в кармане он отправляется к военному министру де Граву и вопрошает, нуждается ли нация в этом оружии. Вы ещё спрашиваете? И министр показывает ему кучу требований на ружья на сумму в двадцать один миллион, тогда как министерство в течение года не смогло приобрести ружей даже на франк. Стало быть, министр соглашается. Обещает платить ассигнациями. Ну, сразу видать, что Пьер Огюстен разбирается в финансах значительно лучше министра:

– Забудьте об ассигнациях, иначе мы не договоримся.

И он вводит министра в первоначальный курс обращения денег как на внутреннем, так и на внешнем рынке. Натурально, министр плохо понимает, ещё меньше верит ему. Тогда он предлагает министру пригласить для консультации того из банкиров, которому министр доверяет, разумеется, наобум. Банкир является и подтверждает: да, мсье министр, на внешнем рынке французские ассигнации не имеют цены даже той бумаги, на которой они напечатаны.

Министр поражен. Пьер Огюстен предлагает установить цены на ружья в твердой валюте, с тем, чтобы министерство расплачивалось с ним впоследствии по курсу на день расплаты. Для министра всё это темная грамота. Ответственности на себя министр не берет и отправляется за разрешением в комитет по военным делам. В комитете тоже не имеют ни малейшего представления о курсе валюте и цене ассигнаций. Тем не менее заседают серьезно и предлагают дань коммерсанту сегодня более высокую цену, чем неизвестно сколько заплатить в будущем.

Пьер Огюстен уже догадался, что с этими людьми невозможно вести никаких коммерческих дел. Он бы их и не вел. Но он истинный патриот. Благо Франции для него превыше всего. К тому же он, к счастью, всё ещё довольно богат и может себе – позволить убытки. Он соглашается:

– Прекрасно, мсье. В добрый час. В ассигнациях так в ассигнациях. По крайней мере установим их твердую стоимость хотя бы на нынешний день. Только так мы можем знать, что мы с вами делаем. Иначе вы заставите меня, продавая вам эти ружья, впутаться в чудовищную авантюру, и один Бог ведает, до какой степени вздуется цена на эти ружья при подобном риске и неопределенности дня оплаты. При этом учтите ещё ту разницу, которая возникнет оттого, что я вынужден покупать ружья оптом, а вам продавать их поштучно, не зная заранее, сколько придется выкинуть негодных. Я не могу подвергать себя одновременно стольким случайностям.

Не стоит напоминать, что министр, ничего не понимающий в такого рода делах, отправляется в комитет. В комитете тревога. Австрийские войска подходят к границе, чтобы спасти от анархии Францию и Европу. Герцог Брауншвейгский назначен главнокомандующий, а этот герцог слывет талантливым полководцем. Дюмурье, министр иностранных дел, требует от императора заверений, что Австрия воздержится от вмешательства во внутренние дела Франции, как будто и без того не видать, что она не воздержится. Из Вены приходит ответ, что Австрия станет действовать в согласии с другими монархиями, пока кровавые заговорщики во Франции будут стремиться ограничить свободу короля и нанести ущерб монархии. Становится ясно, что это война.

Войне нужны ружья. Комитет предлагает поставщику тридцать ливров на ассигнации за ружье. Пьер Огюстен переводит по курсу и получает восемь флоринов восемь су за ружье. Его расходы могут составить от шести до шести с половиной флоринов. Может получиться хоть и небольшая, но все-таки прибыль. Прибыль сегодня. А что будет завтра и послезавтра? Ученик Пари дю Верне, он знает, что с началом войны курс ассигнаций полетит в тартарары и что вместо прибыли его ждут не просто убытки, а разорение.

Он вынужден взять назад свое слово, после чего попадает в щекотливое, даже опасное положение. Патриоты кричат на всех перекрестках. Всюду видят измену, и в самом деле изменники всюду. Только патриоты разбираются в этих делах точно так же, как военный министр разбирается в курсе валют, а потому хватают первого встречного и волокут на фонарь или в трибунал, если, разумеется, ещё повезет. А что делает он? Он отказывается поставить Франции пятьдесят тысяч ружей. Это фонарь.

Он придумывает отгородиться от фонаря документом. Он предлагает изложить эту историю письменно, с тем, чтобы министр ознакомился с ней и скрепил её своей подписью. На прощание он говорит:

– Я тем более удручен, что крах нашей сделки повлечет за собой не только абсолютную, но также и относительную потерю. Эти ружья не могут не быть проданы. Если я расторгну купчую, мой поставщик вынужден будет вступить в переговоры с нашим врагом: ведь он купил, чтобы продать. Стало быть, для нас станет на шестьдесят тысяч ружей меньше, а у них на шестьдесят тысяч ружей больше. Другими словами, мы теряем сто двадцать тысяч ружей, не считая тех, которые мне обещал мой поставщик.

Записка составлена. Министр отказывается её завизировать. Причина проста: если он подпишет её, обвинение в измене будет предъявлено ему самому. Министр предпочитает договориться. Интересуется, не имеет ли иных преград, которые можно было бы устранить. Ну, в этом сложном деле слишком много препятствий. Вот одна:

– Если бы мы пришли к соглашению, я был бы вынужден взять в долг около пятисот тысяч франков на ассигнации. С этой целью мне придется заложить мои облигации женевского займа, на чем я потеряю громадную сумму в тридцать тысяч, хотя при старом режиме эта операция стоила только шестьсот ливров. А если начнется война? Залог облигаций женевского займа может обернуться обвинением в недостатке патриотизма или в измене. Кроме того, ружья придется везти окольным путем. В таком случае я понесу слишком большие убытки.

Министр в комитет. В комитете судят и рядят. Разрешают взять в залог облигации без процентов на время залога и выдать аванс из казны. Со своей стороны министр уверяет, что война не успеет начаться до того дня, когда ружья будут во Франции. Ведь понадобится месяца два или три. Это военный министр говорит, когда война уже на носу.

Пьеру Огюстену приходится согласиться. Ему тоже остается надеяться, что у него в запасе два месяца мира, если об этом говорит военный министр. Остается подписать соглашение. Не тут-то было! В канцелярию военного министерства будто бы поступает предложение купить те же ружья на два франка за штуку дешевле.

Пьер Огюстен в тупике. Что? Попытка сорвать сделку? Чья-то преступная провокация? Или чиновники министерства решили поторговаться? Его изворотливый ум находит выход и тут:

– Есть отличная возможность разобраться, в чем дело. Вместо того чтобы порвать наше соглашение и заключить другое, из которого ничего не выйдет, поскольку ружья безвозвратно переданы мне нотариально оформленной купчей, пойдите на обе сделки, но обяжите поставщиков уплатить неустойку в размере пятидесяти тысяч франков в случае невыполнения условий договора. Один из поставщиков окажется не в состоянии выполнить обязательство, так как одни и те же ружья не могут быть одновременно проданы двумя разными людьми. Вы увидите, как ваше предложение разгонит этих почтенных людей, подобно зимнему ветру, который сметает сухие листья.