Однако я был слишком возбужден. Мне доставляло неизъяснимоеудовольствие просто смотреть на нее, видеть ее прежнюю походку, знакомые жесты.И даже ее измятую одежду для сафари. По прошествии двух сотен лет она осталасьвсе той же неутомимой путешественницей. Габриэль по-ковбойски оседлала стул иопустила подбородок на сложенные поверх высокой спинки ладони.

Нам необходимо поговорить о стольких вещах, так многосказать друг другу! К тому же я был слишком счастлив, чтобы кого-то бояться.

Кроме того, страх в данном случае мне казался совершеннонедопустимым и постыдным чувством. Потому что теперь я знал, что совершил ещеодну ужасную ошибку, допустил серьезный просчет. Я впервые понял это, когдавзорвался «порше», а Луи по-прежнему оставался внутри. Дело в том, что война,которую я затеял, ставит под угрозу всех тех, кого я люблю. Как глупо было смоей стороны рассчитывать, что я навлеку беду только на себя!

Нам нужно было все обсудить. Нам следовало быть оченьхитрыми и осторожными.

Однако пока мы в полной безопасности. Я постарался как можномягче объяснить ей это и успокоить ее. Ни она, ни Луи не чувствовали никакойугрозы. Опасность не последовала за нами в долину. Сам же я не ощущал ее вовсе.А наши молодые и глупые бессмертные противники разбежались кто куда в полнойуверенности, что мы обладаем способностью одним усилием воли спалить их всех доединого.

– Знаешь, я много-много тысяч раз представляла себе,как мы соединимся вновь, – сказала мне Габриэль. – Но мне и в головуне могло прийти что-либо подобное.

– А мне кажется, что все было простовеликолепно, – ответил я. – И не думай, пожалуйста, что я не смог быс ними справиться и защитить всех нас. Я как раз собирался придушить того, ссерпом, и забросить его куда-нибудь подальше, на крышу концертного зала. Ивторого, который подходил, я тоже видел и вполне мог бы переломить его пополам.Пожалуй, больше всего меня в этой истории огорчает тот факт, что я даже не имелвозможности…

– Нет, месье, вы совершенно невыносимы! –воскликнула она. – Ну просто настоящий чертенок! Ты действительно… как тамназывал тебя Мариус? Да, вот именно – поистине дьявольское создание. Яполностью с ним согласна.

Я засмеялся от удовольствия. Как чудесно вот так сидеть иболтать с нею. И ее французский… он звучал чуть старомодно и так восхитительно!

А Луи был просто очарован. Сидя в темном уголке комнаты, онвосхищенно наблюдал за Габриэль и был, как всегда, молчалив и задумчив. Онвновь выглядел безупречно, как будто вся его одежда была в полном порядке и мыс ним только что вышли из театра после последнего акта «Травиаты» и завернули вкафе, чтобы полюбоваться смертными, пьющими шампанское за столиками смраморными столешницами, в то время как мимо окон с грохотом проносятсянарядные экипажи.

Меня переполняла радость при мысли о том, что мы создаемнечто вроде маленького общества, что силы наши неизмеримо возросли и втроем мыготовы смело выступить против любых врагов и всего мира в целом. Я был вовласти мощной энергии, позволяющей забыть о всех условностях реального мира смертных.Как объяснить им все это – мое глубочайшее ощущение полной безопасности и того,что остановить нас не сможет никто?

– Не волнуйтесь, матушка, – наконец обратился я кней, пытаясь таким образом успокоить ее и передать ей часть своего хладнокровияи невозмутимости. – Это бессмысленно. Существо, настолько могущественное,что способно одним усилием воли воспламенять своих врагов, при желании можетнайти нас где угодно и сделать с нами все, что ему заблагорассудится.

– И ты полагаешь, что это должно меня успокоить? –поинтересовалась она.

Я заметил, что Луи качает головой.

– Я, конечно, не обладаю твоими возможностями, –спокойно заговорил он, – однако я чувствовал присутствие этого странногосущества. И должен тебя уверить, что оно совершенно чуждо нам и абсолютнолишено цивилизованности, если не сказать больше.

– Вот-вот, ты попал в самую точку, – вмешаласьГабриэль. – Оно было именно чуждым и словно происходило из таких далекихвремен…

– А твой Мариус слишком цивилизован и образован, –настаивал на своем Луи, – и обладает философским складом ума… Именнопоэтому ты так уверен, что он не собирается мстить тебе.

– Чуждое? Нецивилизованное? Но почему же тогда я неощутил никакой угрозы? – спросил их я.

– Бог мой, да мало ли тому причин! И все же это могбыть кто угодно, – заключила Габриэль. – Эта твоя музыка заставитподняться даже мертвых!

Я вдруг вспомнил полученные прошлой ночью мысленныепослания: «Лестат, опасность!» Что могли означать эти слова? Однако донаступления утра оставалось совсем немного, и размышлять было уже некогда. Ктому же эти слова ничего не могли объяснить. Они были лишь частью какой-тобольшой головоломки, причем совсем не обязательно той же, над решением которойбились мы сейчас.

И вот Габриэль и Луи ушли, а я в одиночестве стою передстеклянными дверями и наблюдаю, как над горами Санта-Лючия все ярче и ярчеразгорается утренняя заря.

«Где же ты сейчас, Мариус? – думал я. – Почему нехочешь встретиться со мной? Все то, что сказала мне Габриэль, не может бытьправдой. Неужели ты просто играешь со мной?»

А почему сам я никогда не звал его как положено? Ведь я ниразу не повысил свой безмолвный голос, чтобы докричаться до него. Именно так онпредлагал мне сделать тогда, два века тому назад.

В своей непрерывной борьбе я не считал нужным следовать егосовету, для меня это стало своего рода предметом гордости. Но что значит моягордость сейчас?

Возможно, он ждал лишь моего зова. Наверное, он хотел, чтобыя позвал его. От моего упрямства и горечи давно не осталось и следа. Так почемубы не попытаться позвать его хотя бы сейчас?

Тогда я закрыл глаза и сделал то, чего не позволял себе современ тех давних ночей восемнадцатого века, когда я вслух разговаривал с нимна улицах Каира или Рима. Я мысленно и безмолвно обратился к нему. Ячувствовал, как из груди моей вырывается и устремляется в вечность и забвениегромкий крик. Я почти физически ощущал, как он разносится по всему миру ипостепенно слабеет, а потом стихает совсем.

И вдруг буквально на долю секунды перед моими глазамивозникла совершенно незнакомая мне картина – то же самое неизвестное место,которое я уже видел прошлой ночью: снег, бескрайнее море снега и какое-токаменное жилище с замерзшими, покрытыми льдом окнами. А на высоком выступе –совершенно неуместное здесь, вполне современное устройство: огромная сераяметаллическая тарелка, поворачивающаяся вокруг своей оси, чтобы уловитьпересекающиеся в небе и устремляющиеся во все стороны невидимые волны.