Не думаю, что их факелы казались более зловещими, чем этиразноцветные лучи света. А ужасные плетеные великаны были едва ли большегигантских металлических конструкций по обе стороны сцены, на которых былиустановлены динамики и бесчисленное количество прожекторов.

Однако здесь не было атмосферы жестокости и насилия, не быложажды смерти – только избыток энергии, рвущейся из молодых тел, долгосдерживаемой и получившей наконец естественный выход.

Из первых рядов на меня накатила еще одна волна гашиша.Длинноволосые, с ног до головы затянутые в кожу байкеры с кожаными, украшеннымишипами широкими браслетами на руках хлопали над головами в ладоши. Они казалисьмне призраками древних кельтов, варварами со струящимися по плечам локонами. Изкаждого уголка огромного прокуренного зала на меня изливался поток чувств,которые, наверное, можно назвать любовью.

Свет то вспыхивал, то гас, отчего движения зрителейвыглядели резкими, можно сказать, конвульсивными.

Они все громче и возбужденнее скандировали в унисон толькоодно слово: «Лестат! Лестат! Лестат!»

Это было поистине божественно. Какой смертный способенустоять перед подобным восторгом и поклонением? Я взялся за полы плаща – этодолжно было послужить сигналом для остальных. Потом тряхнул головой, чтобырассыпались волосы. Это вызвало новый всплеск воплей и свиста, доносящихсяотовсюду.

Лучи прожекторов метнулись на сцену. Я поднял полы своегоплаща, словно крылья летучей мыши.

Вопли переросли во всеобщий рев.

– Я вампир Лестат! – крикнул я во весь голос,отступая от микрофона.

Звук был почти видимым, он прокатился по всему огромномузалу, и ответом ему стал невообразимо громкий, пронзительный вопль толпы, какбудто старающейся перекричать меня.

– Ну же! Я хочу вас услышать! Отвечайте! Вы любитеменя? – сам не ожидая от себя чего-либо подобного, выкрикнул я.

Зрители захлопали, затопали по бетонному полу. Некоторыевскочили на деревянные сиденья.

– Кто из вас хочет стать вампиром?

В зале стоял даже не рев, а поистине грохотал гром небесный.Несколько человек попытались вскарабкаться на сцену. Но телохранители тут жестолкнули их вниз. Один высокий темноволосый байкер, держа в каждой руке побанке с пивом, прыгал на одном месте.

Свет вспыхнул еще ярче. За моей спиной из динамиковраздались оглушительные звуки, напоминающие грохот мчащегося на полной скоростипоезда, – казалось, локомотив вот-вот выскочит на сцену.

Все остальные звуки буквально утонули в этом грохоте. Мневдруг почудилось, что зрители пляшут, раскачиваются и извиваются в полнойтишине. Яростно и пронзительно запела электрогитара. Барабаны то тише, тогромче отбивали ритм. Разрывающее душу продолжительное звучание синтезаторасначала взлетело до самых вершин, а потом вдруг обрушилось вниз и слилось скипящим морем других звуков, вошло в их ритм. Наступил тот момент, когда долженбыл тихо и при этом совершенно отчетливо на фоне аккомпанемента зазвучатьголос:

– Я вампир Лестат, вы собрались на великий шабаш, номне очень жалко вас всех.

Сдернув микрофон со стойки, я принялся бегать с ним из концав конец сцены. Плащ крыльями развевался за моей спиной.

– Не в ваших силах противостоять повелителям ночи. А имнет дела до ваших бед. Ваш страх доставляет им удовольствие.

Они пытались дотянуться до меня, дотронуться до моих ног,посылали мне воздушные поцелуи. Парни поднимали на руках юных подружек, а тестарались ухватиться за мой черный плащ, развевающийся над их головами.

– Мы овладеваем вами с любовью, мы убиваем вас снаслаждением, смерть – это ваше освобождение. Никто не в силах сказать… Васникто не предупредил.

Яростно ударяя по струнам, Таф Куки подскочила ко мне. Оназавертелась на одном месте, в то время как мелодия перешла в пронзительное глиссандо.Барабаны и тарелки грохотом обрушились на головы, а звуки синтезатора вновьвзметнулись на головокружительную высоту.

Музыка пронизывала каждую клеточку моего тела. Ничегоподобного я не испытывал никогда.

Я полностью отдался танцу, то вращая бедрами, то хлопая поним, приближаясь вместе с Таф Куки к самому краю сцены. Мы имитировалисвободные и эротические движения Пульчинеллы, Арлекина и других персонажейитальянских комедий, импровизировали так, как делали это они. Инструменты тотеряли нить мелодии, то обретали ее вновь, а мы тем временем импровизировали,ни одно наше движение не было отрепетированным, мы танцевали, находя образы иих пластическое воплощение прямо здесь, на сцене.

Многие пытались присоединиться к нам, однако телохранителибезжалостно сталкивали особо настойчивых со сцены. А мы, словно дразняобезумевших юнцов, двигались вдоль самого края площадки, трясли головами, такчто волосы полностью закрывали наши лица, но мы вновь откидывали их назад,чтобы оглянуться и посмотреть на собственное изображение на гигантских экранах,кажущееся нам своего рода галлюцинацией. Звуки пронизывали все мое тело. Оникатились по нему, как металлические шарики, которые находят для себя одноуглубление за другим во всех моих членах. И вдруг я осознал, что отрываюсь отпола и медленно взлетаю вверх, а потом так же медленно и бесшумно опускаюсьобратно на сцену. Полы моего плаща развевались, а рот приоткрылся, являя взорамвсех присутствующих острые клыки.

Эйфория… Оглушительные аплодисменты…

Перед моими глазами мелькали белые, обнаженные, вытянутыешеи. Мальчики и девочки жестами манили меня к себе, умоляли подойти к ним ближеи завладеть их телами. Некоторые даже плакали.

Воздух был пропитан дымом и насыщен запахом крови. И повсюдуя видел только тела, тела, тела… Тем не менее я чувствовал, что все они наивнои непоколебимо верят в то, что это всего лишь искусство, всего лишьартистический трюк!

Что никто не причинит им вреда. Вокруг царила безумнаяистерия. Однако все были уверены в своей полной безопасности.

Мои оглушительные вопли они относили за счет работы звуковыхустановок, а прыжки воспринимали как обыкновенные сценические трюки. И этовполне естественно, ибо повсюду их окружала магия и они имели возможностьвидеть нас, так сказать, нашу кровь и плоть на огромных сверкающих экранах.

Мариус! Как бы мне хотелось, чтобы ты смог увидеть это!Габриэль! Где ты?

Музыка полилась снова. Теперь уже пела вся группа.Великолепное сопрано Таф Куки отчетливо выделялось на фоне голосов остальных.Потом она принялась вращать головой и сгибаться так низко, что концы ее длинныхволос касались пола. Гитара в ее руках сладострастно дергалась и походила нагигантский фаллос, вздрагивающий в такт тысячам топающих ног и хлопающихладоней.