кого, за исключением племени «женщины-рыбы», в незапамятные времена обитавшего на берегах одноименного озера.

Политкорректная мысль, что племя в его нынешнем виде может быть разыскано в джунглях острова Калимантан и подвергнуто возмещению причиненного ущерба, меня покинула довольно быстро, показалась литературной и плохо совместимой с реальностью, прошу меня простить за упущение в прогнозе.

Однако третий вопрос оказался самым интересным. Семейные отношения пары Гартенов и статус девочки Мелечки составляли загадку и никак не определялись. Теперь ясность наступила, и фигура Алекса Гартена выросла в моих глазах, образ прагматичного эгоцентрика размылся и приобрел человечность. Своих детей Коваленков-Гартен иметь не мог, но признал дочь Ольги как родную, дал имя и назвал наследницей. Судя по нашим разговорам, Гартен мало того, что относился к девочке по-отцовски, но признавал те же права за «индеем Митей». О подробностях ничьих чувств судить не берусь, также о резонах нестандартного семейного устройства, исключительно их частное дело.

Но скажу по секрету, что была отчасти разочарована, поскольку романтический сериал не состоялся. Не скажу, чтобы очень хотела, но отчасти ждала более экзотичных откровений, то что объяснилось, стало хоть не банальным, но ожидаемым результатом. Вот он вред от популярной литературы, что следует подчеркнуть со всей строгостью. Но еще не вечер, вдруг далее последует нечто совершенно оглушительное? Е.М.)

8

…Дальше – самое интересное. Надеюсь, что оба деда, Ольгерд и Санто, взирают на потомка со своих научно-атеистических небес благосклонно, потому что он, то есть я, подхватил выпавшее из рук предприятие ровно на том месте, фигурально и буквально.

Первую экспедицию мы готовили два года. Сначала изучали мелкомасштабную карту мест, куда судьба заносила отдаленного предка Готфрида. Искали реки и озера, примерно подходящие под описание, далее сверялись с топонимикой и пытались найти на всех известных языках острова (а их было много) нечто, связанное с ответом в задачнике, но конкретно ничего не отыскали, более половины известных имен не было связано ни с чем вообще, но определилось по методу исключения.

Приходилось собирать поездку наобум, в надежде отыскать следы племён или названий на месте. Для точности мы скрупулезно изучили путевые дневники деда Ольгерда, вывезенные из экспедиции, конкретно черновики и конечный продукт, опубликованный в академическом издании. Особое внимание обращали на пункты и абзацы, не вошедшие в окончательный вариант.

Надо помнить, что поиск наследия Готфрида был остановлен на полпути, когда дед Ольгерд получил признание брата Санто в легкомысленном поступке, далее отправил возмещать. И мы кое-что нашли. В черновиках имелись планы изучения провинции со звучным именем Таракан, там для доцента этнографии Ольгерда Кнолле имелись в виду оригинальные и древние практики аборигенов-пунанов, связанные с тотемами и талисманами. Вроде бы предок желал ознакомиться с обычаями поближе и записал несколько примерных маршрутов, связанных с реками и озерами, но в дальнейшем тема Таракана выпала из проекта, объяснений не прилагалось.

Мы произвольно предположили, что дед Ольгерд, разгневанный на брата, отложил данный аспект изучения. В окончательном варианте университетского отчета Таракан вовсе не упоминался. Тем не менее сведения помогли не особенно, тамошняя местность изобиловала реками и озерами, как в целом на дивном острове, но начать мы предпочли оттуда, просто на всякий случай.

Второй год ушел на непосредственные сборы. Отец, светлая ему память, после долгих уговоров согласился выделить тему под эгидой фамильного этнографического музея, таким образом экспедиция получила респектабельное обоснование. Понятно, что ничего кроме научной темы отец предоставить не мог, мы и не просили. Заказчики, они же спонсоры финансировали экспедицию своими силами, в ответ получали часть предполагаемой прибыли, какую именно – коммерческая тайна, думается, что не обязательная к обнародованию.

В составе первой экспедиции нашлось место лишь для двух этнографов-самозванцев, вашего покорного слуги – научная часть, затем помощника-организатора, им стал Индеец Митя. Заказчики и спонсоры уклонились, «научные» лавры не звали, романтика дальних стран была им чужда. И совершенно правильно.

До сих пор я вспоминаю дни и месяцы, проведенные на красных дорогах, мутных реках и под сенью гигантских диптерокарповых деревьев в горах Калимантана, как самое занимательное время в жизни. В особенности первые две поездки, когда мы искали практически ветра в поле, неопределенность придавала путешествиям особый вкус.

– Нет, Лёнчик, ты мне скажи еще раз, какого черта мы здесь болтаемся? – неоднократно спрашивал Индеец Митя, выражения бывали не такими благопристойными. – Дохлый ведь номер, однозначно.

– А как же слава и романтика? – отвечал я ему привычно, диалоги постепенно вошли в обиход и совершенствовались.

– Сказал бы я, где их видал, – отвечал Индеец Митя в свойственных ему выражениях.

– Девочки не одобрят, – возражал я по накатанной колее, не уточняя, будь то сама мысль или живописная лексика. – Ни большая, ни маленькая. Они у нас строгие.

Однако на третьем году странствий, почти исчерпав варианты и надежды, в самом гиблом месте, на одной из мутных рек, кишевшей невидимыми паразитами до такой степени, что самый ничтожный глоток воды был опасен для жизни, мы почти случайно, на самом деле вполне закономерно пришли в деревню на водоразделе. То был «длинный дом», где население проживало в единственном большом сарае на курьих ногах у самого берега. Завели привычные разговоры о прежних временах со старейшинами племени, спросили о соседях и обычаях, выразили желание прикупить украшения или по крайней мере запечатлеть, помянули тотемы и талисманы разной степени эффективности.

И к своему удивлению получили развернутый ответ. В виде старинного предания о мести разгневанных духов, они грозно покарали ближнее племя, впоследствии исчезнувшее с лица земли и растворенное в пространстве со временем. Мол, незадачливые соседи ослушались духов предков, те слали из глубин озера магические камни и велели ни с кем не делиться. А ослушники пустили к себе чужеземца, позволили увидеть талисманы и в довершение кощунства дали немного с собой, в обмен на какие-то невиданные железки и бумажки с изображением женщины в тиаре. Глупые пунаны признали портрет за символ женщины-рыбы, что жила в озере и возглавляла синклит духов. Через какое-то время духи наслали подходящую кару, земля и скалы на озере внезапно обрушились, похоронили под собой святилище вместе с шаманами, а остальное племя разбрелось, унося с собой весть о наказании ослушников. С тех пор, а дело было в незапамятные времена, местность считается запретной, никто туда не забирается. Если пройти пешком по горам и выйти к водоразделу, то следующая река может привести к заветному озеру, хотя издавеа туда никто не отваживался заходить.

Понятно, что ценные сведения были извлечены медленно, дорого и трудно, переводчику перепало немало бумажек