не менее, пока супружество длилось, оно было приятным, по крайней мере для меня. К прочим приятностям добавлялось то, что Алёна оказалась на редкость общительна, в доме толпились люди в большом количестве, она всех кормила и занимала. В частности мои рассказы о путешествиях шли на ура, почти как «Клуб кинопутешествий». Однажды пришла не то приятельница, не то сослуживица Алёны и с порога объявила знакомство с нашей семьей, правда, через третьи руки.

Очень импозантная девушка с именем Любовь упомянула при первой встрече, что слыхала от давней подруги нечто интересное. Фамилия подруги была указана, как Киреевская в девичестве, а её покойный дед по слухам водил тесное знакомство… Ну в общем ясно. Я сдержанно обрадовался, в ответ Люба поведала не совсем внятно, что некий минерал, завещанный моим родственником профессору Киреевскому, после смерти последнего исчез из личной коллекции профессора, это стало ударом для подруги, вроде бы неприятность произошла при её невольном попустительстве. Подруги, разумеется, а не самой Любы.

– О да, эта штучка имеет привычку к произвольным перемещениям, – я заметил легкомысленно, в основном, чтобы покрасоваться, не скрою. – Не иначе, как сама стремится вернуться к истокам времен и народов. Куда только не заносило, просто хоть роман пиши…

Однако девица Любовь, оказавшаяся замужней дамой, не будь проста, поймала на слове и заставила выдать часть информации, о которой я мог говорить, не преступая заветов предков и законов приличия. О том, как дед подруги лихо присвоил минералы, я скромно умолчал, постыдных секретов предка Готфрида и деда Санто не обнародовал, но рассказал более или менее достоверные истории об их участии в деле.

Может быть, поэтому история в пересказах стала выглядеть таинственно до крайности, что на самом деле Любу обрадовало. В те времена дамы из образованного сословия увлекались мистикой зарубежного происхождения, не помню, как оно звалось, что-то наподобие «новой эры», очень по-советски. Чтобы закончить ремарку, замечу, что милая Люба обещала написать эссе по мотивам, но не исполнила, насколько я помню. Совсем, как школьная подруга Туся. Не исключаю, что вспоминаю Любу с особой теплотой по этой ностальгической причине. Мысль о том, что камешки сбежали от «красного профессора», также не была противна.

Кстати сказать, об одном допущении я успел забыть, но для Любы упомянул, как о научном факте. Это касается легенды о «султане и белом радже», её я придумал самостоятельно, точнее, продолжил непроверенное мифическое сказание. В заметках деда Ольгерда упоминание о потерянном камне со сходным названием было начато, но не получило подтверждения. Зато звучало и смотрелось на редкость красиво и таинственно, что называется, «вышивай – не хочу!»

Легенда гласила, что у султана тогдашнего Брунея среди прочих сокровищ, набранных предками, хранился прекрасный камень с неизвестными свойствами. Визирь нашел мудреца, тот обещал отыскать место, где подобные редкости валялись под ногами, затем мудрец взял камень и отправился в путь, чтобы минерал подсказал, где находится его прародина. «…И раб послушно в путь потек, и к утру возвратился с ядом», как значится в известном стихотворении про дерево «Анчар». Но в отличие от литературного образца, никто не вернулся, наоборот, все исчезли, как сейчас говорят – с концами. Мне же пришла в голову занимательная идея подставить на место восточного мудреца своего предка Готфрида.

Наподобие того, что он «пустился в путь», нашел нечто ценное, но не «возвратился с ядом», а отвез находку «белому радже», который его султану и рекомендовал. «Белым раджой» назывался авантюрист-англичанин, он так успешно служил тогдашнему султану, что колонизатору дали в управление кусок территории, заселенный опасными племенами, имевшими привычку охотиться за головами. Управлял мужик настолько прилично, что его династия владела княжеством вплоть до середины ХХ века, пока территория заодно с титулом не отошли к британской короне. Исторические и прочие подробности я разведал в юности, когда изучал историю местности в неведомых самому целях.

Но Любе рассказал исключительно из тщеславия. Далее история имела продолжение, но о том после. А в целом я вновь забыл бесконечное сказание о камнях – занавес опустился перед финальным актом. Следует напомнить в очередной раз, что историю с камнями я воспринимал не слишком серьезно, длилось впечатление, что знакомлюсь с сюжетом романа приключений не самого первого класса, от которого вполне возможно оторваться. Даже заверение Киреевского о подлинности камней не сдвинуло меня с насиженного места, скорее позабавило, мол, попал бедняга в ситуацию известной басни, когда «видит око, да зуб неймет». Но продолжение следует.

(Комментарий от редактора-консультанта, краткий. Ах вот оно что! Не помню, чтобы я ломала голову над проблемой, но иногда всплывали вопросы по поводу сочинения Любы Марцевич. Конкретно удивляла её осведомленность, думалось, довольно-таки праздно и поздно, что уровень познаний в сочинении превышает средние показатели, хотя ни о каком розыске пропавшего речи не шло. Оказалось, что девушке подвернулся под руку материал, она им поиграла, попробовала пустить в дело, затем забросила, как случается с авторами. Тем не менее ничего лишним не бывает, как считал незабвенный Плюшкин, это поэма «Мертвые души». Е.М.)

7

Просто не знаю, как начать изложение дальнейших событий, чувствую сопротивление материала и желание путаться в показаниях. Предыдущие части дались без особого труда, напротив, вселили некоторую уверенность в собственных силах. Поэтому прошу простить, если качество повествования снизится, а разъяснения моей роли в происшедшем покажутся странными.

Сам иногда удивляюсь, как оно обернулось настоящим образом.

Не исключаю, что милая Любочка оказалась права, её склонность к мистическим мотивировкам имела под собой основание. Конкретно, догадка, что упомянутые камни жили самостоятельной жизнью и «стремились вернуться в родную гавань», прошу извинить за политические вульгаризмы. В упомянутом русле я поведу рассказ о последовавших событиях, испросив прощения, поскольку жанр солидного мемуара не предполагает. Итак…

Повесть из разряда «лихих девяностых»

В то время, как и многие другие наряду со мной, я оказался на финансовой и социальной мели, работа в институте свелась практически к нулю (плохая шутка), экспедиции отложились до бесконечности, гранты делились на лабораторию, и прочая, прочая, прочая… На жизнь пришлось зарабатывать редактурой в оставшихся на плаву научных издательствах, но они сводились под ноль (еще разок!) с той же скоростью, как и всё остальное. Картина, как я понимаю, до боли знакомая любому современнику тех лет.

И вот, точного месяца и года не помню (и не нужно), ко мне обратились в целях научной консультации. Женский голос в телефоне назвался переводчицей, упомянул конторку, где иногда случались деньги, и напросился на визит в мое свободное время.