не хотел, чтобы научные сведения попали в неверные руки. Кому, как не внуку, знать, сколь трудную жизнь прожил учитель.

Тем не менее, Киреевский не отчаялся, произвел с минералами множество научных экспертиз, установивших ценность образцов, дело подошло вплотную к обнародованию открытия и конкретной работе по изысканиям на местности, по этому случаю требуется помощь нашей семьи. Профессор Киреевский обратился к моему отцу, продолжателю фамильной традиции в науке, но тот объяснил, что архив учителя оставлен в ведении внучатого племянника, только он может дать разрешение на изучение или передать кому-либо в любых целях. Вот Киреевский и пришел.

– И чем я могу быть полезен? – церемонно осведомился я, по мере долгих гладких тезисов удалось вспомнить, что конкретно и каким образом завещал Санто, предрекая, кстати, именно такое течение событий.

Профессор Киреевский, не теряя апломба и терпения, разъяснил, что пришел в основном за архивом учителя, в котором намерен разобраться, чтобы понять, какие практические сведения можно извлечь, то-есть в каких местностях и координатах расположены ценные месторождения. Ну, а если мне известно что-либо на интересующую тему, то он будет счастлив выслушать и проявит признательность.

При том подчеркнул, что признательность будет именная, поскольку мой уважаемый папенька отозвался о своем дяде без должного почтения и посоветовал не обольщаться. Потому что «дядюшка» под конец земного пути немного запутался в воспоминаниях о бывшем и небывшем, к его теориям и открытиям следует относиться с осторожностью.

Хотя экспертиза подтвердила бесспорную ценность природных экземпляров, и документ о месте их нахождения датирован раньше тех времен, когда учитель стал слабеть разумом. Не исключено, что уважаемый старец не смог расшифровать записи, сделанные в ранние годы, поэтому не предложил точных разъяснений и не сделал перевод на доступные языки. С тем профессор Киреевский полагает, что изыскания могут быть продолжены, и так далее и тому подобное в таком же духе.

К большому сожалению, должен сознаться, что первую половину рассказа «красного профессора» я выслушал под сурдинку собственных подсчетов, убеждаясь в процессе, что собеседник дождался момента, когда дед Санто отойдет в иные миры, и только тогда приступил к экспертизам с расшифровкам. Достаточно логично, сначала следовало убедиться, что камешки имеют ценность, лишь затем добиваться разрешений и средств для промышленного изыскания.

Дальше, понятное дело, «красного профессора» ждал облом крупного масштаба. Сколько я помнил, дед Санто передал ему сопроводиловку, где речь шла исключительно о деревне Пеленеж, наводки на реальную местность были запрятаны на втором уровне, о котором не знал никто, кроме меня и ушедших в вечность братьев-дедов. Да, в те времена дед Санто был более, чем дееспособен и хитроумен, спору нет. Как он приспособил частушку о бабе с рыбой и сделал наводку на «туманы в горах Калимантана», собрав воедино сведения, известные им с дедом более или менее достоверно, ведь захочешь, а не забудешь!

Отдав должное предку, я слушал дальнейшее без внимания, потому что прикидывал и оттачивал в воображении варианты ответа, достойные всех без исключения участников драмы. Вариантов исполнения нашлось два, с особым цинизмом и без оного. Первый предполагал поводить «красного профессора» на приманке, пообещать архив и вспомнить смутные детали из рассказов деда Санто. Потом, вдоволь насладившись его нетерпением, огорошить истиной, что экспедиция была предпринята в начале века и на другой край света. Там любые изыскания затруднительны ввиду «железного занавеса», разве что произойдет мировая революция. Не слишком было бы милосердно, хотя и поделом, но гуманизм возобладал. В том смысле, что хвост лучше отрывать сразу, а не по частям.

Поэтому я потупился и в притворном смущении, как бы сожалея, произнес примерно такую речь.

– Видите ли, дело обстоит немного сложнее, – я предпослал удару по профессорским чаяниям приличное предисловие, затем объяснился. – Вы правы, архив находится у меня, точнее, в этой квартире, но я его не разбирал. Вполне возможно, что точные координаты мы найдем, впрочем не важно. Дело в том, что в семье об экспедиции много толковали, я слышал разные версии. На тему, что именно искали и наконец нашли. Также, о чем шла речь в греко-латинском документе. Это вполне конкретная деревня на северо-западе России, называется Пеленеж, стоит на озере того же имени.

– Отлично, тогда наша задача упрощается, – деловито промолвил профессор. – Если в вашем семействе достоверно известно…

– Простите, профессор, – мягко напомнил я, как бы превозмогая почтение. – Вы меня не дослушали. В тексте сделан намек на Пеленеж, но только по аналогии, поскольку особенности местности совпадают достаточным образом, втекающая в озеро река и деревня в устье. В действительности экспедиция была отправлена накануне первой мировой войны, от имени Российской академии наук в отдаленные места Юго-Восточной Азии, все документировано. Об этом написано в университетских отчетах, кстати, чучело редкой птицы на буфете привезено оттуда. В архиве, как я помню, имеются путевые заметки деда Ольгерда, тогда его тоже звали Кнолле. Фамилию их отец, а мой прадед поменял в начале германской, не хотел подвергаться гонениям и срочно перешел в православие. Если пожелаете, могу сделать для вас копию, чтобы не осталось сомнений.

– Что вы такое говорите? – не сразу догадался мой бедный собеседник. – Вы хотите сказать, что старик втянул меня в эту историю сознательно? Тогда зачем? С какой целью?

– Я боюсь, отец был прав, когда предупреждал, – ответил я обдуманным пассажем. – Видите ли, кроме того, что дед Александр сызмала был известен пристрастием к рискованным шуткам, в конце жизни он слегка затуманился разумом. Мне самому доводилось выслушивать рассказы о его путешествиях с капитаном Немо, это было грустно, но достаточно безвредно.

Профессор Киреевский долго усваивал горькую истину, затем частично собрался с духом и попросил в виде особого одолжения отыскать и скопировать материалы указанной экспедиции, ему хотелось убедиться в отсутствии ошибки или недоразумения. Я пообещал, и через какое время «красный профессор» получил желаемое, исполненное в меру моего усердия, но с должным почтением к его горестям. Действие произошло на нейтральной территории, в садике научного заведения, где я служил, внутрь профессор входить не пожелал. Помню, что пейзаж вокруг был завален первым пушистым снегом, а бедный наш друг еще питал затаенные надежды по инерции. Такое случается.

Больше я «красного профессора» не видел, но последовало косвенное продолжение, не то чтобы особо занятное, но достойное упоминания. Приходится сказать к слову, что женился я довольно поздно, в меру удачно, хотя брак продолжался недолго, признаю, что по моей вине. Алёна была и осталась милейшим созданием, но я испытывал её терпение ненужными способами, пока бедняжка не осознала, что к брачной жизни я не имею склонности. Тем