отправлять на верную гибель. И страшно было представить, что будет происходить с ними эти пять лет. Какие еще извращенные фантазии мог таить в своих мыслях этот странный человек. Но что делать? Человеческий страх не раз подвергался подобному испытанию, и не каждому удавалось его побороть. Вот так страх и князя, и всех остальных заставлял молчать, и никто не возразил, никто не встал против колдуна, согласились на страшный обряд. И стали они отправлять, дев прекрасных на гибель каждые пять лет, как и требовал колдун, до тех пор, пока в один прекрасный день не случилось невероятное. Дева, что была послана на смерть, вернулась в город. Она рассказывала всем, что колдун её прогнал. Сказал, что он больше не хочет жертв, что болото уже насытилось досыта и что они могут спокойно существовать еще сто лет. А когда пройдет сто лет, он вернется и снова потребует своё. Он сказал, что люди сами поймут, когда болота позовут к себе. Потребуют плоть и кровь.

Ту девушку казнили, повесили на старом дубе у болота. Вырываясь, она кричала. Стремилась вырваться из цепких рук мужчин и убежать, скрыться где угодно, даже в тех самых болотах, что так сильно боялась всегда. Но участь была неизбежна, и тяжелым грузом петля упала на её тонкую шею, и, медленно сдавливая кожу, впивалась грубыми нитями, оставляя красные кровоточащие следы. Девушка молила о пощаде, о прощении, продолжая надеяться на спасение в изгнании, но всё тщетно! Толстая верёвка дернулась, натянувшись струной. Она всхлипнула! Лишь миг. Резким треском сломались шейные позвонки.

И что вело их? Наверное, сознание того, что их время истекает и они уже не увидят новое пришествие колдуна. А что до поколения, так пусть думают о себе сами. Слишком уж страшно им было вспоминать о проклятых ритуалах колдуна. Но всё же люди помнили пророчество и ждали. Они ждали, когда колдун вернётся и снова потребует возвращения ритуала.

И вот когда прошло сто лет, начались происходить странные вещи. То медведь в город забредёт, да кого-нибудь убьёт, то волки всё стадо овец задерут. То лиса кур передушит. А потом люди стали пропадать. Пойдет ребёнок в лес по грибы да по ягоды, да домой не вернётся. День нет, второй. Искать пойдут. Аукают, аукают, зовут. Да найти не могут. Пропал, будто и не было вовсе. И сказал тогда самый древний из рода княжеского, что настало время. Что неспроста пришли бедствия в их город. Что это всё — знаки колдуна. Что он снова свою плату требует за те сто лет, что провели люди в беспечности, без войны, без потерь.

И возродился старый обряд. И начали люди снова отправлять молодых дев через болото. И снова белый цвет тонких рубах, что казался мрачным загробным саваном, стал самым страшным образом для молодых девушек.

Часть 2 Что стало…

Так началась новая темная эра. Время страха перед грядущим событием. Настало время, когда матери начинали оплакивать своих дочерей уже в момент их рождения.

Первой «невестой», так называли люди девушек, что отправляли колдуну, стала старшая дочь князя — Мирослава, как было велено предками. Дабы отдать долг колдуну и показать народу свою верность и веру в то, что девушки, обреченные на гибель с другой стороны болот, несут спасение всего города.

И жертва, правда, оказалась ненапрасной. Нападения лесных тварей прекратились, и люди снова зажили спокойной жизнью. И лишь иногда вспоминая Мирославу, считали годы в ожидании новой кровавой свадьбы.

Вот уже четвёртый год шел к завершению, и пришло время выбора новой «невесты». Новой невинной, юной красавицы, готовой пересечь болото, чтобы продлить спокойствие в городе еще на пять лет.

Выбор пал на дочку старого одинокого травника. По иронии судьбы, девушку тоже звали Мирослава. — Моя маленькая Мира! — так называл её отец, и князя это приводило в бешенство. Он уж очень хотел её гибели. Быть может, потому, что она напоминала ему его дочь. Или, может, потому, что сам был не прочь обладать её юным телом. Ведь Мира была очень красива. Её длинные шелковистые волосы цвета льна, заплетённые в тугую косу, будоражили его воображение. Обволакивая тонкими волосками узкую длинную шею, слегка щекотали бледную кожу. Пухлые розовые губки словно умоляли впиться в них своими губами и замлеть от долгого поцелуя. А глаза! Ох! Сколько он видел в них похоти, наглости, глубины быстрых голубых вод могучей реки. Изредка он любил, спрятавшись за широкой кроной деревьев, наблюдать за нею. За тем, как, плавно пригнувшись, она присаживалась на корточки и собирала тонкими пальцами рук ягодки земляники. Ягодку за ягодкой аккуратно укладывая их в небольшую корзинку, периодически отправляя земляничку в рот, придерживая её двумя пальчиками. И как же ему хотелось в тот момент стать той самой земляничкой и коснуться её губ. Но оказалось, что князь был не единственным, кто любил наблюдать за Мирой. Было и еще одно существо. Дух лесной, очарованный красотой девушки, мечтающий обвить своими руками, словно ветвями дикого винограда, её тонкую талию. И получилось так, что накануне обряда Мира вот так же ушла в лес на рассвете за грибами и, вернувшись уже под ночь, вся помятая и измученная, рассказывала странную историю, что с ней произошла.

Она рассказывала о страшной большой птице, что напала на неё, и что эта птица, огромных размеров филин, обернувшись мужчиной, силой овладел ею, измучил и бросил на лесной опушке. Как она, очнувшись, долго не могла поверить в произошедшее, не могла набраться смелости и вернуться в город. Но что было делать? Куда идти? Она не знала ответов на эти вопросы, так же, как и на то, кем было то существо, что так жестоко над ней надругалось. И она плакала, умоляя простить её, словно она была виновата сама в том, что с нею произошло.

А когда настало время обряда, стало известно, что Мира беременна, и уже было трудно скрыть хоть и небольшой, но уже сформировавшийся животик. Отец её к тому времени тяжело захворал, умер, и она, оставшись одна, решила отречься от людей, в общем, так же, как и люди отреклись от неё. Князь изгнал Миру из города, запретив ей приближаться к людям, что всё равно украдкой ходили к ней за травами.

Обосновавшись в заброшенном домике лесника у дальней лесной опушки, Мира, наверное, впервые почувствовала себя свободной от всех страхов и волнений, от того проклятья, что пожирал город. И, наверное, впервые её не интересовало, кто же станет новой «невестой» колдуна с болот. Опираясь на