Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А по весне, в начале мая, она родила дочь и, скукожившись от нестерпимой боли, она пряталась под ветками плакучей ивы, что скрывала их от любопытных глаз. Радостно улыбаясь измученной улыбкой, сжимая в руках маленький комочек, внимая каждому всхлипу и бурчанию, назвала дочь Ивой.
Солнечные дни наполняли Миру новым счастьем и радостью при каждом новом достижении малютки. Она и собирала полевые цветы, и, украшая ими кроватку, напевала мелодию колыбельной, что пела ей мама в детстве. И сожалела она лишь о том, что не могла никак вспомнить слов. Но и это не мешало укладывать малютку спать. — Вот так, моя милая. Пусть тебе приснятся сладкие сны! — промурлыкала Мира, прикрыв малютку одеялом.
— Чудесный голос. — Послышался мужской голос, и Мира, обернувшись, посмотрела в сторону открытого окна, но, ужаснувшись, отшатнулась, сделав несколько шагов назад, закрыв ладонью рот, словно боялась издать звук, разбудить дочь. — Что такое, милая? Ты будто призрака увидела? — ухмыльнулся мужчина, ловко запрыгнув в окно, приблизился к женщине почти вплотную и, отодвинув прядь запутанных светлых волос, оголил тонкую шею. — Ты всё так же прекрасна! — на вздохе проговорил он, восхищаясь. И, приклонившись, не отрывая взгляда от её напуганных глаз, приподнял ладонь девушки, слегка коснувшись губами бледной кожи. Но вдруг еле слышное чмоканье отвлекло его внимание, и мужчина снова выпрямился, вытянув шею, он заглянул за спину женщины. — А что у нас здесь? — проговорил он переполненным любопытства голосом, ухмыльнувшись и отодвинув Миру, приблизился к колыбели, взглянув на ребёнка, внимательно разглядывал, словно изучая.
— Не подходи к моей дочери! — слегка повысила голос Мира, сделав шаг вперёд, но, резко остановившись, затряслась.
— Разве это не мой ребёнок? — снова ухмыльнулся мужчина, продолжая разглядывать младенца, опустил в колыбель руку и, слегка коснувшись кончиками пальцев щечки малышки, сказал: Она очень похожа на тебя. Такая же красивая, кроткая, нежная. Так и хочется обнять, и приласкать! — Говорил он, не отрывая взгляда от ребёнка. — И всё же это мой ребенок. Её запах иной. Не такой, как у людей. Ты сама это знаешь. От неё пахнет кровью, не молоком. Моей кровью.
— Я не отдам тебе дочь! — Мира сделала еще один шаг вперёд, нервно дернувшись. Её голос осип, задрожал, прерываясь сухими нервными нотками.
— Даже в мыслях не было. — Снова улыбнулся мужчина, всё так же разглядывая ребёнка. — Я лишь хотел её увидеть и тебя. — Вздохнул тут он глубоко и как-то резко загрустив, отошел от колыбели, вернувшись к окну. Казалось, он хотел улететь прочь, обернувшись птицей, но не мог. Словно что-то его держало, не позволяло расправить крылья.
— Скажи! Ты и есть тот колдун, что держит в страхе весь город? — тихо, почти неслышно произнесла Мира и, словно стараясь не смотреть на мужчину, прятала глаза. Опустив взгляд, она приблизилась к колыбели и, окинув взглядом сладко посапывающую дочь, слегка улыбнулась нежной и кроткой улыбкой.
— Нет! — немного равнодушно и твёрдо ответил мужчина, словно заставляя женщину поднять на него глаза. И Мира, словно подчинившись, обернулась, окинув его взглядом, полным тоски и непонимания. Она разглядывала его лицо, такое мужественное и в то же время достаточно юное, отчего его возраст становился стертым, неразборчивым. Большие карие глаза переполняла пустота и безразличие, а волосы, что местами съедала седина, клоками торчали во все стороны. — Я лишь дух лесной. Демон, не более. — Тогда мужчина облокотился о подоконник, всем своим видом показывая, что собирается покинуть её дом, так же, как и зашёл. Но не торопился, смотрел на неё, казалось, выжидая момента, некой реакции или поступка. Не отрываясь от её взгляда, он ухмыльнулся, заметив, как заиграла легким блеском слезинка на её глазах. — Что-то ещё спросить хотела?
— Я лишь хотела понять, почему ты так поступил? Почему со мной? Зачем мне жизнь покалечил? Опозорил? — в тот миг голос Миры задрожал, наполняя нервной судорогой кожу на лице.
— А была бы у тебя жизнь, если бы не было меня?! — мужчина разозлился и, спрыгнув с подоконника, быстрым шагом подошел к ней. — Если бы не я, твоё тело уже давно бы жрали черви. А так ты жива, ты всё так же красива, и ты мать самой прелестной малышки во всём мире! — тут он успокоился и, глубоко вздохнув, слегка коснувшись кончиками пальцев руки её подбородка, приподнял голову, словно упрашивая посмотреть в его глаза. — Я наблюдал за тобой так же, как он. Я любовался твоей красотой. Восхищался твоими повадками. Тем, как ты, наполняясь стеснением, словно боясь, что кто-то заметит, засмеёт, благодаришь лес поклоном за те дары, что он тебе давал. Я знал, что князь так же, как и я, мечтал коснуться твоей кожи, утонуть в синеве твоих глаз. Но я видел в нём лишь похоть, не более. О связи с безродной могла ли быть речь? Я знал, что он лучше отдаст тебя колдуну, нежели иному другому мужчине. Ведь он не мог даже представить себе, что ты можешь испытать счастье в объятьях другого мужчины. Стать чьей-то женой, матерью. И когда я прочел в его мыслях это, я не сдержался. Я знал, что князь уже не сможет принести тебя в жертву, ведь колдуну нужна девушка с чистым, наивным сердцем. С ещё не израненной душой, не изуродованной муками любви, не извращенной. Главное для тебя, для меня — то, что ты жива. А те, кто тебя изгнал, не стоят и крохотной твоей слезинки. Так забудь о них, изгони из своих мыслей и из своего сердца! Живи ради дочери! — Тогда умолкнув, мужчина улыбнулся слегка, стерев с лица Миры, тянувшиеся тонкими струйками к уголкам губ слёзы, и, крепко обняв, прислонил её голову к своей груди, провёл ладонью по блестящим светлым волосам. — Я бы хотел попросить у тебя о малости. О крохотной услуге! — нежно и ласково тянулся его голос звонкой игривой струной. — Позволь мне хоть изредка видеть дочь… и тебя! — еще нежнее протянул он, немного оборвав фразу.
— Я позволяю! — тихо ответила Мира, прижавшись к крепкой мужской груди, обвивая его крепкий стан руками. — Я позволяю тебе всё, что бы ты мог возжелать, приходя в мой дом! — тогда она приподнялась, слегка коснувшись кожей губ его щеки, нежно улыбнувшись, и мужчина, улыбнувшись в ответ, впился губами в её губы. И, крепко прижав к себе, поднял на руки, сделав пару шагов, и, словно уронив на кровать, забрался сверху, нависая, отодвинул прядь растрепанных, запутанных светлых волос, всосавшись губами в нежную гладкую кожу тонкой шеи, смакуя