Он еще раз посмотрел на то место, где исчезла машина, ипожал плечами, словно оправдывая сам себя.

— Директивы, — сказал он нервно, — какая всеэто глупость.

Он сидел в автомобиле и терпеливо ждал, когда удастся въехатьна основную дорожку, ведущую ко входу в туннель. На часах было уже половинапятого, и он начинал нервничать, постукивая пальцами правой руки по рулю. Влюбом случае нужно было ждать, пока наконец рассосется эта гигантская пробка,протянувшаяся от самого Нью-Йорка до Манхэттена.

Он еще надеялся, что удастся проскочить этот туннель, сумеввыехать на Манхэттен до того, как машины, следовавшие одна за другой, плотносольются в единый автомобильный поток, из которого уже будет невозможновыбраться. Но он ошибся. Впрочем, это и неудивительно. Пока улаживались всенеобходимые формальности в аэропорту, пока он ждал прибытия самолета из Берлинаи, наконец, пока появился этот Шмидт, прошло более трех часов. И все три часа ваэропорту он нервничал, ожидая в любой момент громких криков полиции либотаможенных служб. Он даже предъявил свой дипломатический паспорт и получилспециальную карточку, чтобы пройти внутрь, поближе к стойкая сотрудниковиммиграционных служб, которые проверяли всех прибывших в страну гостей.

Но все прошло благополучно. Шмидт появился, правда, одним изпоследних, проходя паспортный контроль. С визой все было в порядке, и он вышелна площадку без чемоданчика, который предусмотрительно сдал в багаж. Никогда вжизни они так не ждали появления багажа на линии транспортера, как в этот раз.Но наконец чемоданчик был получен и сейчас лежал на переднем сиденье егоавтомобиля, рядом с водителем. А сам Шмидт улетел обратно рейсом в Берлин.Опасаясь опоздать к самолету, он не успел даже выпить своей чашечки кофе.

Теперь, сидя за рулем, водитель иногда посматривал на этотчемоданчик. Может, в нем действительно заключается какой-то выход из тойтупиковой ситуации, в которую они все попали? Или это была лишь иллюзияспасения. Он еще не знал ответа на этот вопрос, но понимал, что должен прибытьв посольство как можно быстрее.

Советник постоянного представительства ГерманскойДемократической Республики при ООН Андреас Грунер был сравнительно молод. Емушел тридцать шестой год. Высокий блондин, с резкими, будто высеченными чертамилица, он являл собой почти нордический тип, обладая к тому же высокой подвижнойфигурой с развитой грудной клеткой спортсмена. Для непосвященных он был всеголишь высокопоставленным дипломатом. И только немногие посвященные знали, что АндреасГрунер был резидентом восточногерманской разведки в Нью-Йорке, успешноосуществлял свою истинную деятельность под дипломатическим прикрытием.

Несмотря на почти летнюю солнечную майскую погоду, Грунербыл в темном костюме. Он действительно сознательно выбрал одежду не по сезону,ибо в этот темный костюм, надеваемый на дипломатические приемы, был вмонтированспециальный скэллер, позволяющий исключать возможность прослушивания разговоровего владельца.

Включив кондиционер, он посмотрел на часы. Если так пойдет идальше, на работу в свой офис он приедет не раньше шести вечера. А ему ещенужно повидать Земпера, заместителя постоянного представителя, который обязанпередать ему тот самый конверт с инструкциями.

Но на этот раз ему повезло. Автомобили перед ним двигалисьвсе быстрее. И наконец он выехал к туннелю, миновав который можно было болееспокойно двигаться в сторону центра Манхэттене, где находилось и ихпредставительство. К зданию он подъехал без двадцати шесть. Кивнул улыбающемусядежурному охраннику, сидевшему внизу, и вошел в лифт, держа в руках полученныйваэропорту чемоданчик. В здании располагалось сразу несколько постоянныхпредставительств. Он поднялся на свой этаж. Привычно позвонил в дверь. Никто неотозвался. «Неужели все ушли, — нахмурился Грунер. — И Зампер тоже?Это на него похоже. Он обычно был пунктуален».

Грунер позвонил еще раз. Снова никто не отозвался. Он досталсвои ключи и, отперев первую дверь, вошел в небольшой коридорчик. Если еговидят, они должны открыть ему вторую дверь. Она открывается автоматически, как,собственно, и первая. Но снова никакого намека на то, что его увидели. Ондостал ключи от второй двери. Открыв ее, шагнул внутрь. Неужели Зампердействительно уехал, не дождавшись его? Но в коридоре горит свет. Он прошел к комнатепостпреда. Дверь заперта. И хотя у него были ключи от всех кабинетов, эта дверьсейчас интересовала его менее всего. Прошел дальше. Так и есть, у Зампера горитсвет. В таком случае, почему этот идиот не открыл дверь? Грунер с мрачным лицомтолкнул дверь в кабинет Зампера.

За столом, положив голову на руки, сидел Зампер. Он,кажется, даже не услышал вошедшего Грунера. И лишь когда Грунер подошел совсемблизко, он поднял голову. Глаза были опухшие, красные. Или он плакал?

— Что случилось? — спросил Грунер. — Почемувы не открываете мне дверь?

— Они пошли на все условия, — неуверенно выдавилЗампер.

— Что произошло?

— Правительство согласилось подписать все условияКолля. Уже к концу года произойдет полное объединение страны, — сказал,тяжело Зампер. — У нас с вами больше нет нашей страны, — герр Грунер.Германской Демократической Республики больше не существует.

— А куда делись все наши сотрудники? — несообразил Грунер.

— К нам позвонил из постпредства ФФРГ какой-то клерк иприказал всем явиться к постоянному представителю ровно в шесть часов. Вот нашитуда и поехали.

— Как «поехали»? — нахмурился Грунер. — Всебросили работу и поехали в их представительство?

— Конечно. Все понимают, что нашей страны больше нет.Теперь произойдет объединение и двух представительств. Каждый из них хочетуцелеть в Нью-Йорке. Поэтому поехали все.

— И наш постпред тоже?

— Он в Вашингтоне, у нашего посла.

— А остальные? Неужели Майснер тоже поехал? — неповерил Грунер.

— Он агитировал всех остальных, — вздохнулЗампер. — Никогда бы не подумал, что люди способны так измениться. Вы ведьпомните, каким неистовым поборником идеи был Майснер. Ведь он был секретаремнашей парторганизации. А сегодня сам опечатал кассу и запер всю партийнуюдокументацию в своем сейфе. Говорит, никогда не верил в этот хонеккеровскийсоциализм.

— Вот сукин сын, — беззлобно заметилГрунер, — а вы почему не поехали? Из-за меня?

— Я… я не могу, — сказал Зампер, — не из-завас. Хотя я обязан передать вам конверт. Но не из-за вас. Просто я не могу. Ине хочу. Меня слишком многое связывало с той, уже несуществующей страной. Выведь знаете, Грунер, стоя вступил в партию еще во время войны. Потом мы вместес русскими восстанавливали Берлин. Я был совсем молодым человеком. Я не могуизменять своим принципам. Это не для меня.

— Поэтому вы сидите здесь, — понял наконецГрунер. — Шли бы лучше домой.