— Сорок пятый размер, больше нет. И вернулся к своимобязанностям. Теперь Николасу ожидание было нипочем — он блаженствовал,наслаждался теплом. Даже улыбнулся, когда седовласый прогудел жене:

— Как тапки в музее, только завязочек не хватает.

И снова та жалобно воскликнула:

— Костя!

И снова он смутился.

— Ты не понимаешь, — заговорила она вполголоса. — Нужноверить, в этом всё дело. И ты тоже должен верить, иначе не получится.

— Я понимаю, — ответил мужчина. — Самовнушение, психотерапияи всё такое. Зин, я стараюсь, честно.

Она взволнованно схватила его за руку:

— Разве ты не чувствуешь, какой здесь особенный воздух,какая звенящая тишина!

Это такое место, такое… как это, слово забыла…

— Магическое? — быстро подсказал муж.

— Ах нет, нет! Забыла!

Отчего-то такая простая вещь, как забытое слово, вызвала уженщины настоящий приступ отчаяния — по ее лицу потекли слезы.

— Ну что ты, что ты, — переполошился мужчина. — Подумаешь, ятоже иногда слова забываю.

— Но не такое! Я его все время говорю… Ну, когда хорошееместо, где много молились.

— Намеленное, — обернулся старичок, стоявший впередисупружеской пары. — Еще бы не намеленное. Здесь в старинные времена жил святойправедник, Даниил-угодник. Единым прикосновением любые болезни исцелял, хоть улюдей, хоть у зверей лесных. И за святость был живым вознесен в небесную сферу.Приходят на эту вот поляну местные жители, а праведника нету. Ну, они думали затравами какими ушел или за кореньями, на малое время. На столе-то у него свечагорела. А потом свеча как вспыхнет, сполохи от нее, и весь дом небесным огнемвоссиял. Еле те, кто это видел, выскочить успели. Вот какое было знамение. И стех пор тут много всяких чудес бывало. В последнюю войну каратели окружилипартизанский отряд. Одних убили, других живьем взяли. Привели пленных на этуполяну расстреливать. Вдруг офицер ихний, самый главный эсэсовец, задрожалвесь, руками перед собой замахал, будто увидел нечто. Командует своимпо-немецки: «Кругом, марширен отсюда!» И ушли каратели, а партизан живыхоставили. Мне один человек рассказывал, что старец Сысой — один из тех самыхпартизан.

— Что вы, мужчина, выдумываете? — вступила в беседу постноговида девушка в таком же, как у забывчивой дамы, черном платке. — Вы старца-тохоть видели? Ему лет пятьдесят, никак не больше. А партизанам вашим было бы ужвсе восемьдесят.

Старичок снисходительно улыбнулся.

— Э-э, милая моя, небольшая, я вижу, в вас вера-то. — Иперешел на таинственный шепот. — В восемьдесят лет на пятьдесят выглядеть — этоеще не штука. А я вам вот что скажу: старец Сысой и есть Даниил-праведник. Ввойну партизаном представился, чтоб святая поляна смертоубийством неосквернилась. А ныне вернулся сюда в облике отшельника, потому времена теперьтакие, что без праведников пропадем все. Спроста, что ли, по-вашему, именноздесь скит построился?

— И ты хочешь, чтобы я верил в эти сказки Шехерезады? — тихоспросил жену седовласый.

— Во что? — удивилась та. — Какие сказки?

Мужчина растерянно заморгал глазами.

— Зиночка, ну что ты. Сказки Шехерезады, «Тысяча и однаночь». Али баба, Аладдин. У нас на полке стоит, красивая — такая книга сзолотым обрезом. Помнишь?

— Да, — неуверенно ответила женщина. — Кажется, помню…

Очередь двигалась довольно быстро. В ворота вошла и постнаядевушка, и старичок мистического уморасположения. Подошел черед состоятельнойпары.

Выслушав, что нашептывает женщина, инок перелистнул амбарнуюкнигу, сказал:

— Сегодня, в два. Проходите в скит, вас разместят.

Выразительно постучав костяшками по крепкому косяку,владелец лимузина спросил:

— Послушайте, человек божий, а что это вы от нас,недостойных, стенами да запорами отгородились?

Женщина испуганно схватила своего неуемного супруга зарукав, однако привратник на дерзкий вопрос не рассердился. Ответил, впрочем,непонятно:

— Это не мы от вас отгородились, а вы от нас. Следующий!

У Фандорина спросил:

— Вам что от старца нужно? Помощь или моление?

— Помощь, мне очень нужна помощь.

— Тогда… — Послушник снова перевернул страницу. —Послезавтра, в четверть седьмого утра.

— Но почему так нескоро? — возмутился Николас. — Этих вон насегодня назначили! Или у вас в скиту по одежке встречают, как в миру?

— У нас две очереди, на помощь и на моление. За молениеммало кто приходит, всё больше за воспомоществованием, потому туда и очередьдлиннее. — Посмотрев на обтрепанные брюки паломника, все в катышках от ваты,инок строго сказал. — Только учтите, зряшно старец никому не помогает. И мненаказал: «Халявщиков в шею». Старец деньгам счет знает, он а мирской жизнибанкиром был.

Фандорин удивился: выходит, патрон своих прежних занятий нескрывает и не стыдится?

— Мне не денег надо. Мне бы просто с ним поговорить. Мыстарые знакомые, даже друзья. Скажите ему — Николай Фандорин пришел.

Привратник зевнул, перекрестил рот.

— Старцу теперь все друзья, что знакомые, что незнакомые…Если вы не за денежным воспомоществованием, тогда запишу в очередь на моление.Нынче в два тридцать приходите. Следующий!

Устройство скита было такое: «пещера», где проживал самстарец, братская изба, гостевой дом для паломников, поделенный на две половины,мужскую и женскую, и хозяйственный блок с собственной мини-электростанцией. Всепостройки из гладко оструганных бревен, с крышами из жизнерадостной зеленойчерепицы. Ни церковки, ни часовни внутри ограды не было — только иконаСпасителя, да и та в необычном месте: прямо на сосне. Над иконой остроугольныйнавес от дождя, по бокам защитные дощечки, отчего вся конструкция смахивала наскворечник.