Но я сомневаюсь, что мои неоново-зеленые штаны для йоги будут сливаться с землей.

Я чувствую, как его дыхание касается лодыжки, чувствую, как усы движутся вверх по телу, пока он громко сопит у моего уха.

Не кусается, просто нюхает. Я осмеливаюсь взглянуть на зверя сквозь спутанные волосы, закрывающие обзор.

Возможно, как я понимаю, это не волк. Что-то другое. Возможно, нечто похожее на волка, но форма несколько неправильная.

Я начинаю думать, что, возможно, я просто на самом деле не знаю, как выглядит волк, но этого не может быть. Конечности зверя слишком долговязые. Хвост, уши, мех, морда, но изгиб спины выглядит неестественно, голова повернута не под таким углом, как у волка.

Я снова зажмуриваюсь, когда он принюхивается, следуя по моей шее. У меня вырывается непроизвольный вздох, а в горле слышится всхлип.

Чудовище отступает на дюйм, пораженное звуком, который я издала.

И, вроде бы, это справедливо.

Я бросаю взгляд на фигуру, нависающую надо мной. Чем больше смотрю, тем больше убеждаюсь, что это не волк. У волков нет… пресса? Но в то же время я не знаю, как еще описать то, что вижу.

Существо мгновение наблюдает, прежде чем осторожно возобновить осмотр. Пар его горячего дыхания клубится в прохладном утреннем воздухе, когда его нос касается моей кожи.

«Нюхай меня сколько хочешь, только не кусай», — думаю я.

Постепенно я переворачиваюсь на бок и медленно приподнимаюсь, чтобы сесть, вместо того чтобы лежать лицом вниз на листьях. По крайней мере, зверь меня еще не съел, но я не думаю, что могу встать и пойти своей дорогой.

Может быть, через десять минут я смогу встать и отойти. В худшем случае я пойду домой, а эта штука будет следовать за мной по пятам, юркну в заднюю дверь, запру ее и найду номер местного управления парками и зонами отдыха.

Мне удается наклонить голову так, чтобы волосы больше не закрывали полностью лицо, и собачье создание перестает меня обнюхивать. Я снова замираю и внимательно смотрю на него.

Карие глаза. Я видела много карих глаз раньше. Но в их форме есть что-то поразительное и знакомое, и я не могу понять почему.

Я никогда раньше не видела этого волка. Я никогда раньше не видела волка, по крайней мере, вживую.

Не настолько близко.

Во что бы то ни стало, я должна больше испугаться это животное. Но я не боюсь. Может быть, страх просто ощущается не так, как я себе представляла. Может быть, мое чувство самосохранения просто какое-то хреновое. Моя кожа горит, пульс учащается и отдается во всем теле. Я не уверена на сто процентов, но мне кажется, что мои соски… торчат.

О боже, я возбудилась для этого чудовища. Что за черт?

Мы долго смотрим друг на друга, и внезапно наступает моя очередь проверять. Я изучаю его лицо, ищу что-то, что, знаю, там есть, но не знаю, как это найти, или даже, что именно ищу.

«Я тебя знаю?»

Не уверена, почему я так думаю и откуда взялась эта мысль. Не думаю, что произнесла это вслух, но зверь реагирует так, как будто я сказала, наклоняя голову, словно для прыжка, оскаливая зубы и морща морду в оскале.

Он издает рычание, которое проходит сквозь меня, низкое и рокочущее.

Этот звук делает со мной то, чего не должен был. Бешено колотящееся сердце, жар крови под кожей обретает направление, и мои колени непроизвольно сжимаются вместе. Рычание зверя привлекает внимание моего клитора способом, к которому я совершенно не готова.

Я издаю громкий стон и скатываюсь с кровати.

2

Шон

Количество раз, когда ты просыпаешься голым на улице, действительно должно начать уменьшаться после того, как тебе исполнится тридцать. Реально, оно должно уменьшиться после того, как тебе исполнится двадцать пять. По крайней мере, когда твои колени начнут скрипеть, что из-за полунаследственной проблемы с гипермобильностью суставов на самом деле началось примерно в двадцать три.

Так совпало, что количество раз, когда ты напиваешься до потери сознания, также должно уменьшаться с возрастом. Эти два явления могут быть связаны, но я не проверял статистику.

Это отличный способ умереть от переохлаждения, и, действительно, мне следует прекратить так делать. Также фантастический способ подхватить клещей в действительно труднодоступных местах.

Я несколько раз моргаю, прежде чем понимаю, что к моему лицу прилипли листья. Сажусь и осознаю, что оказался на несколько футов дальше от своего лагеря. На самом деле он мало похож на лагерь, просто тлеющие остатки костра, скатанный спальный мешок и почти пустая бутылка «Джека».

Я поднимаюсь и, проводя рукой по лицу, тащусь к бутылке. Беру ее и кружу маленькие лепестки аконита, плавающие на дне, рассматривая их.

Старый семейный трюк для беспокойных ночей.

Однако, оглядываясь в поисках своей одежды, начинаю думать, что он не сработал. Я думал, что добавил более чем достаточно цветов, но, полагаю, нет, когда обнаружил, что моя рубашка, джинсы и боксеры так или иначе порваны. Останавливаюсь, чтобы пересчитать цветы, покручивая их в руках. Обычно этого достаточно, чтобы обеспечить гораздо более тихую ночь для этой фазы Луны, всего лишь четверть которой едва видна в небе между ветвями деревьев.

К счастью, я твердо верю в то, что нужно брать с собой сменную одежду, куда бы вы ни пошли. Если для этого нужно сложить ее, как говорит Мари Кондо, до тех пор, пока она не поместится в поясную сумку, то это то, что нужно.

Я спускаюсь к реке, чтобы смыть с лица кусочки опавших листьев. Надеваю рубашку, которую достал из рюкзака, и вытираю лицо внутренней стороной воротника. Это утро, полное скрежета зубами и ворчания в пустоту. Лучше выплеснуть обиды до того, как я действительно вернусь домой.

Дом.

Интересно, насколько все будет таким, как до моего отъезда, изменилось ли что-нибудь в этом месте. Тогда мама все еще перестраивала крыльцо, и я сомневаюсь, что через восемь лет кто-нибудь из моих братьев нашел в себе силы съехать. Интересно, превратили ли они мою старую комнату в уголок для чтения, как всегда обещали?

Мне немного интересно, будут ли у них украшения для свадьбы моего брата. Мама всегда любила украшать дом к каждому празднику, я бы не подумал, что она откажется от такой возможности.

С другой стороны, ей вроде как понравилось, когда была моя.

Есть какая-то ирония в том, что домой меня приводит то же самое, что удерживало все эти годы вдали.

Трудно не испытывать хотя