Середину поляны занимало глубокое круглое озеро. Редкиепутешественники, проезжавшие здесь, не удосужились дать озеру имя, нопередавали друг другу, что вода, сквозь которую было видно кремнистое дно,очень вкусная и холодная. Она не испортится, если запасти её в бурдюках дляпутешествия через засушливые равнины. А если выкупаться – даже целебная. Какговорили, делала она мужчин ещё более мужественными и привлекательными дляженщин. Может быть, именно из-за холода и чистоты, а впрочем, кто знает?

На прибрежном камне стоял молодой раб и держал в рукахполотенце. Полотенце было из тех, что умели делать лишь халисунские ткачи,непревзойдённые мастера хлопка. Эти мастера исхитряются класть нитиудивительным образом, уподобляя ткань мохнатой меховой шкуре, причём с обеихсторон. Подобное полотенце дивно впитывает влагу и приятно массирует тело.Рассказывают, будто не один тайный подсыл отдал жизнь за попытку увидетьткацкий станок, порождающий подобное чудо. Многие пробовали своим умомизобрести нечто подобное и повторить знаменитую халисунскую работу, но до сихпор никто не преуспел. Оттого полотенце стоило больше, чем невольник, бережнодержавший его наготове для господина, и сам раб о том знал.

Ни другого берега, ни даже середины озера не было видно втумане. Оттуда, из неспешно вихрившихся клочьев, плескали на камень бодрыеволны, поднятые сильными руками пловца, и время от времени раздавался довольныймужской смех. Потом в тумане произошло движение, и над водой смутнообрисовались плечи и голова человека, вброд шедшего к берегу. Фыркая и веселоотдуваясь, мужчина поднялся на отлогий камень, и раб сразу накинул на негополотенце. Крепкое, стройное тело хозяина было пупырчатым и красным послехолодной воды.

– Хорошо ли выкупался мой господин? – почтительноспросил юноша. В левом ухе у него висела серьга – крупная бусина из твёрдогодерева на железном шпеньке, с выжженной надписью на саккаремском: «КсооТарким». Пережиток давно минувших времён, когда воинственные предки КсооТаркима пригвождали пленников к шестам за уши, а клейма выжигали на теле. С техпор, по воле Богини, в Саккареме многое изменилось. Кое-кто полагает, что людисделались милосердней, а кое-кто – что они стали просто слабей. Теперьслучается и так, что грамотный и сметливый невольник правит хозяйством, агосподин живёт в праздной лености, даже не умея читать. Но Тарким из славногорода Ксоо был не таков. О нет, совсем не таков!

– Вода пробуждает к долгому дню, полномупреодолений, – дружески отвечал он слуге. – Я оденусь сам, а ты,Белир, скорее неси чай.

Ещё две тени, неслышно маячившие в тумане, тотчас подалисьпрочь и растаяли. Господин выкупался. Теперь можно брать воду на питьё и пищудля невольников…

Немного погодя Ксоо Тарким сидел на ковре и с наслаждениемпотягивал чай, крепкий, горячий, в меру сдобренный сладким мельсинским вином:Белир хорошо знал пристрастия господина. Рядом с чайником лежали на блюдцевсего два жареных пирожка. По утрам Тарким никогда не ел много, ибо полагал,что брюхо, набитое спозаранку, лишает бодрости мыслей. Ему нравилось этобезымянное озеро, неизменно дававшее его караванам желанную передышку, нравилсякраткий момент праздности после купания, который он всегда позволял себе здесьутром: посидеть за чаем и помечтать, просто помечтать о грядущих свершенияхдня…

Ему нравился даже ветер-горыч, всегда ровно и неизменнотянущий в одну сторону. Ветер уносит прочь скверные запахи каравана, позволяядышать чистым лесным воздухом. Увы, уже нынче к вечеру благодать кончится.Сегодня они заночуют в предгорьях, и Белир вытащит из хозяйских вьюков толстоемеховое одеяло и тёплый кафтан…

Между тем солнечные лучи достигли земли и прогнали остаткитумана, льнувшие к древесным корням, и стал виден караван, расположившийся натом берегу. Ах, где вы, благородные путешественники минувшего, воины иторговцы, имевшие – если верить книгам – дело лишь с пряностями и серебром!..Караван Ксоо Таркима был не из тех, на которые приятно смотреть. На лужайке уберега щипали траву четыре саврасые лошадки некрупной, но сильной и оченьвыносливой нардарской породы. Когда придёт пора трогаться в путь, их впрягут встоящую под деревьями повозку. Повозка большая и вместительная; в нейпутешествует имущество Таркима и много зерна, засыпанного в мешки. То, котороеполучше, – на корм коням. То, которое дешевле и хуже, – на кашу длятрёх десятков людей. Потому что эти так называемые люди лучшего обращенияпоистине не заслужили. К задку повозки намертво приделана длинная и толстаяцепь, а к цепи попарно – кто за правую руку, кто за левую – прикованы рабы. Вэтом заключается необычность. В пристойном караване рабы идут сами, а дети,нежные красавицы и старики со старухами даже едут в возках. Но у Таркима такиерабы, что ни один здравомыслящий человек себе подобных не пожелает. Месяц назадвсе они сидели за тюремной решёткой – воры, грабители и мошенники, пойманные споличным, – и в старые славные времена, о которых так тоскует Таркимовотец, Ксоо Хармал, их давно бы уже казнили на рыночной площади, когда приходитвесна и настаёт время очищать тюрьмы. Нынешний шад, да прольётся ему под ногидождь, ограничил смертную казнь, и теперь подвалы освобождают иначе.Скопившийся за зиму сброд продают за бесценок торговцам, а те выбирают мужиковпоздоровее и доставляют на рудники. И без цепей тут не обойтись, ведь разбойныйлюд не ценит продления жизни, дарованной милосердием шада, и только думает отом, как бы сбежать. Потому идут Таркимовы рабы грязными, нечёсанными инемытыми, потому и выглядит его караван до того непотребно, что самому хозяинунеохота смотреть. Одно благо – недалеко осталось шагать. А там, в Самоцветныхгорах, за сильных парней дадут настоящую цену. Золотом и дорогими камнями. Дажене спрашивая о строптивости нрава. Там из самых опасных, благодаря которымТарким в пути некрепко спит по ночам, живенько повышибут дурь…

* * *

…Надсмотрщики неторопливо шли вдоль цепи, черенками копий ипросто пинками поднимая тех, кто ещё спал или притворялся, что спит. Рабыогрызались в ответ, переругиваясь на нескольких языках. В большом котле,подвешенном над огнём, булькала ячменная каша.

Размышления хозяина каравана были прерваны внезапнымвозгласом одного из надсмотрщиков. В дальнем пути следует быть готовымрешительно ко всему, но неожиданное всегда застаёт врасплох, иначе ононазывалось бы по-другому. Ксоо Тарким тревожно вскинул голову, едва нерасплескав из чашки душистый чай: «Что? Неужели за ночь кто-то пропал?..»

Оказалось, однако, что в караване произошла не убыль, априбыль. Туман рассеялся окончательно, открыв дорогу, накануне выведшую их козеру. И Тарким увидел, что по дороге, хромая и спотыкаясь, из последних силплёлся мальчишка.

– Каттай?.. – искренне изумился торговец. –Во имя запылённых сандалий Хранящей-в-пути!.. Вот уж не думал, что он найдётся.Да ещё сумеет нас догнать!..

Правду молвить, вчера он почти обрадовался, когда последневного привала они недосчитались маленького паршивца. Его, конечно, поискали,но больше для виду. От такого раба немного толку в дороге, да и на рудниках занего большой цены не дадут. Тарким его и купил-то больше из желания выручитьстарого знакомого, неожиданно испытавшего затруднение в деньгах… Пропал – и дабудет к нему милостива Богиня. И что же? Потерявшийся было мальчишка стоял туткак тут, грязный, измученный… но, по всей видимости, невредимый. Вот онразглядел Ксоо Таркима и хотел было к нему побежать, однако ноги вконецотказались повиноваться. Надсмотрщик, широко улыбаясь, подхватил его и понёс.Он вообще-то немногим отличался от своих подопечных, этот надсмотрщик; егозвали Харгелл («Наверняка не настоящее имя», – время от времени думалТарким), невольники боялись его жестокой руки, а рожа у Харгелла была самая чтони есть воровская, и Тарким нимало не сомневался, что в одном из городовНарлака по нему скучала верёвка. Но вот мальчишку нёс так, словно тот был егособственным сыном, утраченным и вновь обретённым. Торговец удивился, глядя наних, и помимо воли ощутил, как отозвалось что-то внутри.