Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ида кивнула, и ее охватила дрожь. О светящемся шаре с длинным огненным хвостом, который несся по ночному небу, в городке до сих пор шли разговоры. Каждый хоть и объяснял это явление по-своему, но все сходились в одном — это был недобрый знак.
— В Пивинси только об этом и говорят.
— Да, все до сих пор ломают голову, что бы это значило, — заметила Эдит. — Поди, даже самые отважные, увидев огонь, пали ниц и стали просить у Господа помощи и защиты.
— Да, это так, — подтвердила Ида, — я и сама молилась Небесам. Как ты думаешь, чем тот огонь нам грозит?
— Бедное дитя! Ты хочешь знать правду и в то же время боишься ее. Да, для страха есть причины, но не позволяй ему сковать твою волю, лишить тебя сил и разума.
— Твои слова пугают меня больше, чем огонь в небе.
— Никогда не бойся правды: незнание и невежество — вот зло. Итак, ты хочешь знать. Ну что ж… То, что ты видела, — пламя, пожирающее трон Гарольда, а всадник, мчавшийся по небу за огненным хвостом, — новый король, предводитель норманнов, которые покончат с правлением саксов в этих землях.
— Вильгельм Ублюдок, — в ужасе прошептала Ида.
— Я бы на твоем месте прикусила язычок, — слабо улыбнулась старая Эдит, на миг даже помолодев. — Скоро он будет твоим королем.
— Но что тогда станется с моим отцом?
— Дни его, бедняги, сочтены, но он оставил после себя детей — в них будет жить его кровь.
— Ты… ты видела его смерть, Эдит?
— «Видела» не совсем верное слово: у меня нет никаких видений или снов. Я просто говорю то, что чувствую. Мысли приходят ко мне сами, слова сами срываются с губ. Иногда меня саму это удивляет: думала об одном, а сказала совсем другое. Истина сама говорит за себя моими устами. Я не могу этому воспрепятствовать, потому смирилась.
— Но то, что ты сейчас сказала… — Ида зябко поежилась и судорожно сжала на груди складки плаща. — Значит, нас ждет большая война?
— Да, это так, и сердце мое полно печали. Когда-то саксы-завоеватели забрали себе все, что можно, но теперь пришло время вернуть награбленное и то, что нажили.
— Но они будут защищаться!
— И погибнут — такова Божья воля, и ничего изменить нельзя. Всевышний позволил саксам владеть благодатными землями, но пора и честь знать — пришел черед других.
— Это значит, что наш народ и все наши обычаи исчезнут?
— Нет, моя девочка, не исчезнут — просто изменятся. И эта часть пророчества относится и к тебе.
— Ко мне? — воскликнула Ида и сжала кулаки, с трудом подавив вдруг вспыхнувшее желание ударить старуху и потребовать, чтобы прекратила говорить все эти ужасные вещи. — Но я всего лишь слабая девушка — что я могу?..
— Скоро ты выйдешь замуж.
Ида очень удивилась:
— Но я уже была замужем…
Эдит фыркнула, кочергой протолкнув поглубже в печь обгоревшее полено:
— Кого ты считаешь мужем — того молокососа, который так напился на собственной свадьбе, что ввязался в драку и был убит, вместо того чтобы лечь в постель с новобрачной? Ты осталась девственницей, да и волосы носишь распущенными, как незамужние девушки.
— Да, это так, но для всех я вдова, поэтому буду носить на голове траурную повязку. Мне не нужны пересуды.
— А их и не будет: срок вдовьего одиночества уже истекает. Очень скоро в твоей жизни появится достойный мужчина.
— Красивый, отважный и сильный? — пошутила Ида, пытаясь скрыть свои истинные чувства.
— Да, как раз такой, и это вовсе не выдумка.
— Это произойдет после войны?
— Нет, гораздо раньше: твой будущий супруг скачет сюда вместе с Вильгельмом.
Ида отшатнулась, с ужасом глядя на старуху: Эдит никогда бы не сказала ничего подобного просто так.
— Норманн? — чуть слышно прошептала девушка. — Но ты же сказала, что норманны явились забрать наши земли? Как же я могу влюбиться во врага? Ты считаешь меня способной на предательство?
— Глупое дитя, — мягко улыбнулась Эдит. — Не бойся, весь наш народ не умрет, но в этом не будет заслуги наших мужчин. — Ее бесцветные губы сжались в жесткую складку. — Сейчас они враждуют друг с другом, ослабляя себя в междоусобной борьбе. Когда придут завоеватели, наши мужчины объединятся, но будет поздно. Конечно, будут и победы, но поражений их ждет гораздо больше, и еще до своей гибели они увидят, как их земли захватывают норманны. На наше будущее уже никогда не смогут повлиять саксы-мужчины, оно в руках саксонских женщин, которые станут женами норманнов. Если эти женщины будут разумны, то выучат язык норманнов, но сохранят традиции саксов и позаботятся, чтобы их дети могли говорить и по-английски.
Старая Эдит повернула голову к Иде и едва заметно улыбнулась.
— Вижу, тебе совсем не понравилось то, что я поведала.
— Да как я могу поверить в то, что буду делить ложе с врагом? — Ида возмущенно передернула плечами. — Неужели для того, чтобы наш народ не исчез с лица земли, саксонские женщины должны стать шлюхами?
— Не шлюхами: женами, хозяйками, матерями, хранительницами памяти о прошлом. Вижу, ты совсем не хочешь прислушаться к моим словам и трезво оценить ситуацию, но это необходимо. Ида из Пивинси, обещай хорошенько все запомнить и как следует обдумать.
Ида поняла, что ее наставница огорчена, а слова ее могут оказаться последним напутствием, поэтому примирительно сказала:
— Нет-нет, я слушала очень внимательно, Эдит, и все обязательно запомню. Но хватит об этом: мое сердце просто разрывается от таких горестных и печальных вестей. Лучше посмотри, что я тебе принесла.
Ида взяла у нее из рук мешок и начала извлекать свои дары: горшочек с медом, сладкий сыр, хлеб и бутыль с прекрасным вином.
Старуха улыбнулась:
— Принеси-ка нож и чашки: сейчас устроим себе пир.
— Ты не хочешь что-нибудь припрятать про запас?
— В моем возрасте, малышка, уже не думаешь о запасах, — пробормотала Эдит, принимая нож из рук Иды. — Ведь то, что будет отложено, я могу не попробовать уже никогда. Наш добрый Господь не будет ждать, пока закончатся все эти вкусности, чтобы призвать, наконец, меня к себе.
Иду передернуло от этой жутковатой шутки: наверное, не стоило сегодня сюда приходить: пророчества Эдит ее крайне встревожили. Они слишком часто сбывались, чтобы воспринимать их как бред выжившей из ума старухи. Девушка вдруг заметила, что тело старухи сгорбилось и стало странно неподвижным. О боже! От ужасного предчувствия ее охватила дрожь, девушка испытала непреодолимое желание со всех ног броситься прочь из лачуги, и только мысль, что Эдит просто впала в оцепенение, удержала ее на месте.
— Эдит! — Ида чуть потрясла старуху за плечо, но та даже не шевельнулась. — Эдит! Тебе плохо?