Только этого мне не хватало — еще один мужчина! Я понятия неимела, что делать с теми двумя, которые уже есть. И то, что один из них —главный из всех вампиров города, а другой — Ульфрик, царьволков-оборотней, — только часть проблемы. Из чего ясно, какую глубокуюяму я сама себе копаю... или уже выкопала? Да, пожалуй. Уже прокопала половинупути до Китая и активно зарываюсь дальше.

Полгода я живу целомудренно. Они, насколько мне известно,тоже. Все ждут, пока я что-то решу. Выберу, соображу, составлю мнение — какугодно.

Я эти полгода как камень, потому что держусь от нихподальше. Не вижу никого из них, по крайней мере во плоти. Не перезваниваю. Сбегаюв горы при малейшем намеке на запах одеколона. Зачем такие суровые меры? Честноговоря, затем, что стоит мне увидеть любого из них, целомудрие норовит улететьк чертям. Мое либидо принадлежит им обоим, я только хочу понять, кто из нихвладеет моим сердцем. И пока не знаю. Единственное, что я решила, — пораперестать скрываться. Надо нам увидеться и решить, что мы все будем делать. Двенедели тому назад я решила, что пора увидеться с ними. И в этот же деньвозобновила рецепт на противозачаточные пилюли и стала их снова принимать. Вотуж чего мне не надо — это неожиданной беременности.

Первое, что я сделала, вспомнив Ричарда и Жан-Клода —озаботилась контрацепцией. Это может дать вам представление о том, как они обана меня действуют.

Чтобы не опасаться, или не опасаться в разумной степени,таблетки надо принимать хотя бы месяц до свидания. Пять недель, для пущейгарантии. И вот тогда я позвоню. Может быть.

Ронни побежала за мной, скрипя каблуками по гравию.

— Анита, Анита, подожди! Не злись на меня. Вся штука втом, что я на нее не злилась. Злилась я на себя. Злилась за то, что после этогополугода я все равно не могла выбрать одного из двоих.

Я остановилась, понуро сутулясь в своем костюмчике, слебедем в руках. Стало достаточно холодно, чтобы пожалеть об отсутствии жакета.Когда Ронни догнала меня, я снова пошла вперед.

— Ронни, я не злюсь, просто устала. От тебя, от своихродственников, от Дольфа, Зебровски и всех, кто настолько лучше меня всезнает. — Каблуки моих туфель резко щелкали по дорожке. Жан-Клод как-тосказал, что может понять, когда я злюсь, просто по стуку моих каблуков пополу. — Шагай аккуратнее. У тебя каблуки выше моих.

Ронни — девушка высокая, пять футов восемь дюймов, а накаблуках все шесть.

У меня каблуки были в два дюйма, и рост получался пять ипять. Когда мы с Ронни вместе бегаем, у меня нагрузка получается побольше.

Пока я возилась с ключами и обрывками фольги, в домезазвонил телефон. Ронни взяла у меня обрывки, и я толкнула дверь плечом. Ужеподбегая на каблуках к телефону, я вспомнила, что я в отпуске. Из чегоследовало, что какова бы ни была причина звонка в два ноль пять ночи, это немоя проблема — по крайней мере еще две недели. Но старые привычки никуда недеваются, и я уже была возле телефона, не успев додумать эту мысль. Хотя я идождалась, чтобы вызов принял автоответчик, но... но стояла рядом, чтобысхватить трубку — на всякий случай.

Грохочущая музыка — и мужской голос. Музыку я не узнала, ноголос...

— Анита, это Грегори. Натэниел влип.

Грегори — один из леопардов-оборотней, которые достались мнепо наследству, когда я убила их альфу, их вожака. Будучи человеком, я для этойдолжности не очень подходила, но пока нет замены, даже я лучше, чем ничего.Оборотни, лишенные доминанта, который их защищает, — добыча первого встречного,и если кто-нибудь кого-нибудь из них убьет, это будет моя вина. Поэтому я сталаих защитником, но работа эта оказалась куда сложнее, чем мне могло присниться.Натэниел — ходячая проблема. Все остальные как-то устроили свою жизнь послесмерти вожака, но не он. Жизнь у него была тяжелая: его обижали, насиловали,продавали и подавляли. Последнее значит, что он был рабом — рабом для секса иболи. Один из немногих истинных подчиненных, которых я знала — хотя, надопризнать, в этой области у меня ограниченный круг знакомств.

Тихо ругнувшись, я сняла трубку.

— Это я, Грегори. Что на этот раз?

Даже я сама услышала, какой у меня усталый и раздраженныйголос.

— Анита, если бы было, кому еще позвонить, я бы так исделал, но ты у нас одна.

И у него голос усталый и раздраженный. Лучше не придумаешь.

— А где Элизабет? Сегодня ей полагалось его пасти.

В конце концов я дала согласие на то, чтобы Натэниел сновастал ходить в клубы доминантов и подчиненных, если его будет сопровождатьЭлизабет и хотя бы еще один леопард-оборотень. Сегодня на подхвате работалГрегори, но без Элизабет он не такой уж доминант, чтобы защитить Натэниела.Обычный подчиненный вполне может ничего не опасаться в таком клубе, если умеетсказать: «нет, спасибо, не надо». Но Натэниел практически не способен сказать«нет», и по некоторым штрихам можно судить, что понятия о сексе и боли у негоэкстремальные. Это значит, что он может сказать «да» на что-то такое, что длянего будет очень, очень плохо. Оборотень может пережить страшные раны ивыздороветь, но здесь тоже есть предел. Достаточно здоровый подчиненный можетсказать «стоп», если почует что-то плохое, но у Натэниела на это здоровья вголове не хватит. И для того ему назначены стражи, чтобы ничего всерьез плохогос ним не случилось. И это еще не все: хороший доминант доверяет подчиненному,знает, что тот скажет «стоп», пока дело не зашло слишком далеко. У Натэниеланет этого предохранителя, а это значит, что доминант с самыми лучшиминамерениями может нанести ему серьезный вред, пока поймет, что Натэниел себяспасать не станет.

Несколько раз сопровождала его я. В должностные обязанностиНимир-Ра вроде как входит интервью с будущими... временными владельцами. Я шлав этот клуб, готовая увидеть нижние круги ада... и была приятно удивлена. Вобычном баре в субботний вечер куда больше хлопот с сексуальными предложениями.В этих клубах каждый очень старается не напирать и не быть назойливым. Кругэтот достаточно тесен, и если заработаешь репутацию назойливого, то окажешься вчерном списке и никто не будет с тобой играть. Постоянные посетители в такомзаведении очень вежливы, и если дать им понять, что тебя эти игры неинтересуют, к тебе никто не пристает, кроме туристов. Туда ходят такие, которыелюбят порисоваться, шляясь по таким местам. Они правил не знают и не хотятзнать. Наверное, они думают, что если женщина сюда пришла, то она готова навсе. Я внушала им обратное.

Но мне пришлось перестать ходить с Натэниелом. Леопардысказали, что я излучаю такие флюиды доминанта, что ни один другой доминант дажене сунется к Натэниелу, если я рядом. Хотя нам и предлагали menage a troisвлюбых вариантах. Я мечтала заиметь кнопку, которая отвечала бы: «Нет,связываться с вами веревкой мне не хочется, но спасибо за предложение».

Элизабет считалась доминантом, но не настолько, чтобыподцепить Натэниела.