Ноги понесли на этот Монблан, сердце радостнозабилось, вот оно: «Кролик с овощами» – любимое лакомство питбуля Банди,«Говядина с рисом» – предпочтение ротвейлера Снапа. Несколько банок из-подтунца, куча объеденных артишоков. Насколько помню, вчера к обеду кухаркаподавала артишоки. Точно, это наш мусор – вот пустая баночка из-подслабительных капель, которую выбросила вчера Наташка.

Полная энтузиазма, сыщица рылась дальше. Вкуче лежали только разодранные мешки, и я разбрасывала отбросы, как гиена –хищно улыбаясь. Вот он! Не может быть! Грязный алый замшевый мешочек показалсясреди конфетных фантиков.

Я потащила его к себе, но не тут-то было –кисет зацепился за что-то шнурком. Пришлось порыть поглубже. Показались бледныетонкие пальцы, я рыла дальше, обнаружилась женская рука с часиками на запястье.Именно за эти часики, вернее за звенья браслета, и зацепился шнурок.

Ну надо же, еще один манекен. Присев накорточки и сопя от напряжения, я стала отцеплять шелковые нити, но онидержались прочно. Вот ведь ерунда какая, и разорвать прочную витую веревочкунет сил.

Пришлось кликнуть бомжа.

– Помоги, пожалуйста.

Нищий подошел.

– Чего тебе?

– Да вот, нашла потерю. Нет ли ножичка,веревку разрезать?

Но бомж как укушенный отскочил в сторону.

– Нет, я в эти игры не играю.

– Не пугайся, сам же говорил, чтоманекен.

– Там был манекен, а здесь нет, мне смилицией связываться неохота.

И он исчез со скоростью звука.

Я присмотрелась повнимательней. Синеватую,похожую на ливерную колбасу руку покрывали царапины, возле ногтей виднелисьзаусенцы. Боже мой, а я держу это в своей ладони. К горлу подступил комок,желудок противно сжался, на уши наделась плотная шапка, в глазах зарябило, ихрабрая Даша бесславно хлопнулась в обморок.

Сначала возник запах мужского лосьона, потомпоявился звук.

– Даша, очнись.

Я медленно разлепила веки и увиделаприветливое лицо полковника. Господи, ну почему судьба вечно подбрасывает мнетакие гадости?

Толстенький, лысоватый Александр Михайлович –верный старый друг. Все домашние трогательно любят его. Кухарка готовит посубботам грибное суфле в надежде, что Александр Михайлович заглянет на уик-энди полакомится любимым блюдом. Наташке нравится вязать ему довольно уродливыежилетки, Аркашка обсуждает с полковником всяческие юридические казусы, а Маня иОля надеются, что когда-нибудь Александр Михайлович предложит мне руку исердце, а я отвечу «да».

Полковник – старый и верный друг.Познакомились мы много лет назад, когда я была нищей преподавательницейфранцузского языка и ради дополнительного заработка взялась вести группу вАкадемии МВД. На первом же занятии меня поразил бравый капитан, абсолютнонеспособный к восприятию иностранного языка. Он дрался с глаголами аки лев, но,увы, безрезультатно. Раз восемь приходил ко мне, пытаясь сдать зачет по теме«Москва – столица СССР». Наконец мне все надоело, я поставила пригорюнившемусямужику незаслуженную оценку. Тот просиял и на следующий день явился с огромнымбукетом роз и приглашением сходить в ресторан. С тех пор мы нежно дружим.

Оказавшись в Париже, мы наплевали надолжностные инструкции и познакомили его с французским коллегой – комиссаромПерье. Первая встреча прошла на уровне, и мы тихонько посмеивались, глядя, какпрофессионалы пытаются объясниться без посторонней помощи. Жорж знает примернос десяток русских фраз, произносит их, невероятно коверкая произношение. Такиеже познания французского отягощают и нашего полковника. К тому же оба мужчиныпохожи внешне: толстенькие, лысоватые любители поесть.

Перед самым отъездом Александра Михайловича вМоскву Жорж вздохнул и сказал:

– Уезжаешь, и девочки все тоже на зиму вМоскву собираются. Знаешь что, на память подарю тебе своего английского мопсаХуча. Забирай его в Москву, смотри на собачку и вспоминай меня.

Мы захихикали, и вот таким образом Хуч вместес нашими собаками и кошками прибыл в Россию… Маша долгое время уверяла, что Хуч– внебрачный сын Александра Михайловича. Они и вправду чрезвычайно похожи, дажепохрапывают одинаково в кресле после вкусного субботнего обеда. АлександрМихайлович – убежденный холостяк, никогда не имел ни жены, ни детей, и Хучзаменил ему семью. Но примерно через год после переезда в Москву мопсблагополучно оказался у нас.

Хуч – имя, звучащее для русского уха ужасно,поэтому Оля переименовала песика в Федора Ивановича. Он согласно откликается наобе клички. Ротвейлер и пит-буль, проживающие в доме, тоже любят мопсика.Правда, Аркашка уверяет, что Снап и Банди принимают его за особо крупную итучную мышь. Может, это и так, потому что ротвейлер, как правило, таскаетФедора Ивановича по всему дому, как щенка, ухватив за загривок. Ленивый мопсиквоспринимает подобный способ передвижения с явным удовольствием.

В идиллических отношениях с АлександромМихайловичем есть довольно большая ложка дегтя – его работа. АлександрМихайлович – милиционер, более того, полковник. Несколько раз нам приходилосьбеседовать, так сказать, на официальном языке, с оформлением протокола. Послеодного дела полковник строго предупредил:

– Дай честное слово, что больше никогдане станешь мешаться под ногами.

С легким сердцем я поклялась никогда, никогда,никогда… Но кто же виноват, что на свалке обнаружился труп?

Александр Михайлович продолжал улыбаться.

– Ну, дорогая моя, расскажи, что привелотебя в такое странное для приличной дамы место? Только не говори, что собираешьбутылки и тряпки.

– Искала кольцо, которое выбросила Олька.

– Ну и нашла?

– Нашла. Только взять не смогла.

– Что же помешало, моя радость? –продолжал издеваться полковник.

– Послушай, перестань так разговаривать.Я что, виновата? Просто нашла труп. Колечко лежит в мешочке, мешочек зацепилсяза часы, а часы на руке этой несчастной.

Александр Михайлович крякнул:

– Ну, теперь мешочек получишь толькопосле официального опознания.

– Не вредничай, отдай сразу.

Дверь конторы открылась, и на пороге возникмедицинский эксперт Женя. Увидев меня, он расплылся в улыбке:

– Даша, и ты здесь?

– Здесь, здесь, – вздохнул АлександрМихайлович, – и опять нашла мертвеца. Просто хобби какое-то влипать вистории. Ну, что у тебя?

Женя задумчиво почесал намечающуюся лысинку.