— До свидания. — Я покинула кабинет, занятаясвоими мыслями. В коридоре я взглянула на часы. Через двадцать минут у Андрюшиобеденный перерыв — если я возьму такси, то успею перехватить его у проходной.

Я приехала даже раньше, устроилась на скамейке, откуда былихорошо видны массивные двери, достала зеркало, подкрасила губы, рука с губнойпомадой неожиданно замерла, а я со странным чувством принялась разглядыватьсвое лицо. Короткий нос, пухлые губы с красивым рисунком, едва заметная ямочкана подбородке, высокий лоб, большие глаза медового цвета с темными крапинамиближе к зрачку. Муж говорит, глаза у меня рысьи, наверное, так оно и есть…Длинные волосы, темные брови и ресницы, прибавьте довольно смуглую кожу, вначале лета она выглядит так, будто я только что вернулась с курорта втропиках. Косметикой я не пользуюсь, у меня и так слишком яркое лицо. Слишкомяркое, слишком правильное, слишком красивое… Стоп, о чем это я? Допустим, мнеделали пластическую операцию. Ну и что? Допустим, немного подправили то, чтобыло отпущено мне богом… Как я выглядела раньше, какой я была? Хотя бы разувидеть свое лицо… Что за глупости, вот оно, мое лицо. Я даже толком не знаю,была пластическая операция или нет, и нечего фантазировать.

Я торопливо убрала зеркало и в тот же миг увидела своегомужа, он как раз выходил из дверей, замер на крыльце и быстро огляделся. Онвсегда так делает. Когда я обратила на это его внимание, он засмеялся и сказал,что это профессиональное. В Екатеринбурге муж работал в спецподразделении поборьбе с организованной преступностью, а здесь устроился охранником вГорводоканале. Конечно, работа для него совершенно неподходящая, но онутверждал, что она ему нравится, а главное — график позволял нам много временипроводить вместе. Официального обеденного перерыва у него нет, поэтому он неприезжает домой, а обедает в кафе, прямо напротив Горводоканала. Сейчас оннаправился туда.

— Андрей, — окрикнула я, он обернулся, а ябросилась ему навстречу.

Светлые, коротко стриженные волосы, крупные черты лица,темные очки. Казалось, лицо его высечено из гранита, впечатление усиливалвысокий рост и сложение боксера-тяжеловеса (Андрей в самом деле занималсябоксом, правда, довольно давно, он даже выиграл какое-то первенство. Жаль, чтовсе его призы потерялись с тем контейнером). Андрей улыбнулся, увидев меня,снял очки, и лицо его мгновенно переменилось: ярко-синие глаза смотрели на меняс нежностью.

— Привет, малыш, — сказал он. — Ты откуда?

— Из больницы, — ответила я, хватая его заруку. — Пообедаем вместе?

Он торопливо взглянул на часы, а потом перевел взгляд настоянку, где была наша машина.

— Давай-ка домой.

— Там только пельмени, — предупредила я. — Яс десяти утра в больнице и…

— Я обожаю пельмени, — кивнул он, и через пятьминут мы уже выезжали на проспект. — Ты была у врача? — спросил он.

— Да.

— Есть новости?

— Пока нет… — Я неожиданно смутилась, отвела взгляд,Андрей повернулся, весело подмигнул и поцеловал меня в висок.

— Все будет хорошо, — сказал он уверенно.

— Врач то же самое говорит…

— Вот видишь.

Мы въехали во двор и вскоре тормозили у подъезда, лифт неработал. Бегом мы поднялись на второй этаж, Андрей распахнул дверь, втолкнулменя в прихожую и торопливо обнял.

— Я соскучился, — сказал он с улыбкой.

— А как же пельмени? — усмехнулась я.

— Ну их к черту…

— Андрюша, мне делали пластическую операцию? —спросила я, торопясь приготовить ему бутерброды. Он пил кофе из большой чашки,одновременно стараясь попасть ногой в ботинок.

— Что? — спросил он.

— После аварии мне делали пластическую операцию? —Голос мой дрогнул, и взгляд я отвела, хотя изо всех сил старалась, чтобы вопроспрозвучал как бы между прочим.

— Пластическую операцию? — Андрей выгляделозадаченным. — После операции у тебя на лице оставалось несколько шрамов,их убрали. Я не знаю, можно это назвать пластической операцией?

Он оставил в покое ботинок, вернулся в кухню, швырнул вмойку чашку и обнял меня за плечи.

— Почему ты спросила?

— Я очень изменилась после операции? — Онпристально смотрел мне в глаза, словно хотел прочитать мои мысли.

— Что случилось? — легонько тряхнув меня за плечи,спросил он.

— Ничего, Андрюша, в самом деле ничего.

— Тогда откуда вдруг этот вопрос?

— Не знаю, — соврала я, неизвестно чегоиспугавшись. — Иногда мне кажется, это вовсе не мое лицо.

— Чепуха. Что значит — не твое?

— Ты не ответил на мой вопрос: я очень изменилась?

— Стала ещё красивее, вот и все.

— Я очень изменилась? Поэтому у нас нет ни однойфотографии?

— О господи, Аня, у нас нет фотографий, потому что онибыли в контейнере, я тебе сто раз рассказывал…

— Извини, — пролепетала я. — Бутербродыготовы.

— К черту бутерброды. И что это за дурацкое «извини»?

— Я вижу, не стоило мне спрашивать… Пожалуйста, простименя… Представляю, как тебе надоели мои вопросы и… — Слезы брызнули из моихглаз, и я пробормотала отчаянно:

— Я ничего не помню. Я совершенно ничего не помню, такне бывает, Андрюша.

— Тихо, тихо, тихо, — зашептал он, прижимая меня кгруди. — Ты все вспомнишь, это вопрос времени. Ты обязательно всевспомнишь. Ты говорила об этом с врачом?

— Я хотела, но… все это так по-киношному, точномелодрама какая-то, я ничего ему не рассказала.

— Ему? Разве твой врач не женщина?

— Меня направили к травматологу, я пожаловалась наголовные боли и… — Муж взглянул на часы.

— Подожди секунду. — Прошел к телефону, торопливонабрал номер. — Саша, подмени меня с обеда… да… жена плохо себя чувствует…

— Я хорошо себя чувствую, — вздохнула я, когда онвернулся в кухню.

— Да? Значит, я постараюсь, чтобы ты чувствовала себяещё лучше. — Он подхватил меня на руки и слегка подбросил, а я взвизгнулаот неожиданности. — Я люблю тебя, — шепнул он. — Почему тыничего не сказала мне об этом травматологе?