Следующие два дня мы провели за городом на даче Андрюшиногодруга. Друг Андрея сам ездил сюда очень редко, и дача практически была в нашемполном распоряжении, маленький двухэтажный домик на окраине деревушки,затерявшейся в лесу. Весь день шел дождь, мы сидели на веранде обнявшись и былиабсолютны счастливы.

— Хочешь почитать или посмотреть телевизор? —поинтересовался Андрей.

— Нет, — покачала я головой и спросила, помедлив:

— Тебе не скучно со мной?

— Мне? — Он так удивился, что мне на какое-томгновение стало стыдно. — Что за вопрос?

— Ты ушел с хорошей должности, работаешь охранником.Разве тебя может устраивать такая работа?

— Меня очень устраивает график. Сутки отдежурил, двоедома. Я хочу быть с тобой, ты не знала? — Опять его голос изменился, точноя сказала что-то обидное.

— У нас нет друзей… по крайней мере, к нам никто неприходит, и мы за эти полгода ни разу ни у кого не были. У меня нет подруг…

— По-моему, у тебя неплохие отношения с Валентиной (этонаша соседка).

— Неплохие, — согласилась я. — Она иногдазаходит, и мы с ней пьем чай… Но это ведь совсем не то.

— Я понял. Ты выздоровела и хочешь жить нормальнойжизнью. Мне стоило раньше об этом подумать и…

— Андрюша, — позвала я, он замолчал, настороженноглядя в мои глаза. — Андрюша, я думаю… — Я на мгновение зажмурилась, но решиладоговорить до конца:

— Я думаю, дела мои плохи, ты действительно любишьменя, я знаю… и… я скоро умру?

— Что? — Глаза его расширились от изумления,несмотря на трагизм ситуации, выглядел он комично, я едва сдержалась, чтобы нефыркнуть. — Что за сукин сын тебя надоумил? — Он вскочил с дивана,отшвырнул стул и так посмотрел на меня, что я на какое-то мгновение испуганнозамерла, а потом принялась оправдываться.

— Прости меня, врач вел себя так странно… и я подумала…Андрюша, ты такой добрый, нежный, ты так терпелив со мной, я решила, что ты…как бы это сказать, ты хочешь, чтобы я была счастлива…

— Вот именно, — ввернул он.

— Нет, я имею в виду, ты жертвуешь собой, чтобы я всвои последние дни… — И тут он сделал то, что разом отбило у меня охотупродолжать всю эту чушь: он расхохотался, он хохотал так весело и заразительно,что я мгновенно поверила: моя близкая кончина отменяется.

— Я твоему травматологу морду набью, — заявил он,сел рядом, обнял меня и вздохнул. — На самом деле все гораздо проще. Когдаслучилась авария, я точно спятил, полгода жуткого страха, от которогоневозможно избавиться. Все кончилось хорошо, но страх никуда не ушел. Он всегдасо мной. Я боюсь, что, если оставлю тебя хоть на несколько часов одну,непременно что-нибудь случится. Я извожу себя этими мыслями и не могу думать нио чем другом. Ты сама знаешь: с работы я звоню каждый час, просто замечательно,что я сторож, на какой ещё работе потерпели бы такое? Я хочу быть с тобой, повозможности, всегда, и мне никто больше не нужен, мне хорошо, когда ты рядом,спокойно и хорошо, и я совершенно не нуждаюсь в дружеских компаниях… Конечно,это чистой воды эгоизм, я прекрасно понимаю, но мне, как и тебе, нужно время,все это пройдет само собой, и тогда мы ничем не будем отличаться от других. Апока…

— Я так люблю тебя, — сказала я и в этот миг быласовершенно счастлива.

* * *

В пятницу в десять утра раздался звонок, звонил тот самыйврач-травматолог.

— Анна Ивановна?

— Да, — испуганно отозвалась я.

— Простите, что беспокою вас. Не могли бы вы подойти комне в понедельник? Я принимаю с двух часов.

— А что случилось? — Мой голос звучал так тонко,что вовсе не походил на мой обычный голос.

— Ничего страшного, уверяю вас. Я показал ваши снимкиочень хорошему специалисту, и у нас возникли вопросы.

— Какие вопросы? — Я совершенно ничего не понималаи оттого начала злиться.

— Вы уверены, что попали в аварию? — Сердце у менязастучало так часто, что на мгновение перехватило дыхание.

— Что вы имеете в виду? — справившись с собой,спросила я.

— Вы помните, как произошла авария? — тщательновыговаривая слова, точно забивая гвозди, задал он очередной вопрос.

— Что вы имеете в виду? — повторила я, голоссорвался, я тряхнула головой и опустилась в кресло.

— Пожалуйста, не волнуйтесь, — очень ласковозаговорил он, как будто видел мое состояние. — Это самые обычные вопросы.У вас была травма головы, иногда после этого наступает частичная амнезия,потому я и спрашиваю: вы помните саму аварию?

— Нет, — подумав, ответила я. — Я помню, какочнулась в больнице.

— В Екатеринбурге?

— Да.

— Хорошо. — Я мрачно усмехнулась, прикидывая: чегохорошего он усмотрел во всем этом. — Анна Ивановна, я вас попрошу о нашемразговоре пока никому не рассказывать.

— Что вы имеете в виду? — Я опять перепугалась.

— Вы живете с мужем, так? Не стоит лишний раз егобеспокоить, пока мы не разберемся со всем этим. Я жду вас в понедельник. Всегодоброго.

Короткие гудки надоедливо повторялись, а я сидела в кресле,не в силах пошевелиться.

— Господи, что это такое? — пробормотала я, потом,точно очнувшись, набрала код Екатеринбурга. Мама сняла трубку после второгогудка.

— Анечка? Здравствуй, дочка. — Голос её звучалнежно. Я зажмурилась, изо всех сил пытаясь представить свою мать. Я знаю, онаневысокого роста, седые волосы (сказались обрушившиеся на неё переживания),карие глаза, смуглая кожа (Андрей говорит — мы похожи). Я просила её прислатьфотографию, но мама не может надолго оставлять отца, и на то, чтобысфотографироваться, у неё просто нет времени. «Идиотская отговорка», —прошелестело в моем мозгу. Впрочем, какая разница: есть фотография или нет? Этомоя мама.

— Мамочка, — начала я, вышло у меня как-тоиспуганно, — пожалуйста, расскажи мне об аварии.

— Что случилось, деточка?

— Ничего. Я просто хочу знать.

— Аня, мне так тяжело вспоминать все это… Ну хорошо…Что тебя интересует?

— Как это произошло?