Олег, не говоря ни слова, вышел из кухни, ятопнула ногой, а потом понеслась за мужем. Сейчас объясню ему всю пагубностьподобного поведения. Наивная жена из лучших побуждений попыталась наставитьнеразумного супруга, скорую жертву ожирения, на путь истинный, приняласьрастолковывать азы диеты… Другой бы мигом отшвырнул ненормально калорийныйсандвич и с глубокой благодарностью воскликнул: «Спасибо, милая! Прямо сейчасизучу журнал и сделаю необходимые выводы!»

А что вышло? Я, оказывается, вреднаяистеричка, угнетающая несчастного Куприна, затюкала супруга до такой степени,что он готов променять мирный выходной на трудовой день. Пылая желаниемвразумить мужа, я внеслась в нашу спальню и воскликнула:

— Послушай!

— Только не начинай, — скривилсяОлег, спешно застегивая брюки. — Я уже почти ушел, не стану тебя большераздражать.

— Но…

— Хватит!

— Я…

— Вместо того чтобы травить меня, —нервно воскликнул супруг, — глянь лучше на себя. Да, да, подойди к зеркалуи полюбуйся!

Я машинально приблизилась к трюмо.

— Что-то не так? Мой вес не меняется сдесятого класса.

Куприн усмехнулся:

— В отношении количества килограммовсогласен. Только тебе, наоборот, следует потолстеть!

— Зачем?

Куприн замялся, потом вздохнул и сообщил:

— Извини, конечно, ей-богу, не хочуобидеть, но должен же кто-то сказать тебе правду…

— Какую? — насторожилась я.

Олег одернул свитер.

— Стройность хороша у юной девушки.

— Ты о чем?

— Если женщине за тридцать и она легковлезает в спичечный коробок, то…

— Что?

— У нее на лице появляются морщины, мигомвыдающие возраст! — рявкнул муж. — Со спины девочка, с мордочкибабушка! Конечно, с возрастом мы все не становимся моложе, и я готов спокойножить рядом с женой, которая потеряла девичий вид. Извини, Вилка, ты перваязавела разговор о диете. Я всего лишь защищался, поэтому и посмел сказать тебе…Одним словом, не всегда полнейшее отсутствие жира — радость! Кости черепа,обтянутые кожей, не лучшее зрелище!

Закончив выступление, Куприн мгновенновыскользнул из спальни. Я осталась одна и в крайней озабоченности приблизиласьк зеркалу.

Так, от уголков глаз к вискам бегут мелкиелучики, по лбу змеятся линии, от носа ко рту стекают складки. Хотя… в принципене катастрофа… И тут мой взор, оторвавшись от собственного отражения, упал наобложку книги, лежащей на письменном столе. С фотографии, расположенной в левомуглу, бодро улыбалась Арина Виолова. Снимок был сделан полгода тому назад, исейчас я поняла, насколько изменилась за прошедшие шесть месяцев. У почтимодной писательницы на портрете не имелось ни малейших возрастных отметин — ни«гусиных лапок», ни противных мимических морщин, ни обозначившихся носогубныхскладок, а в зеркале… Неужели Олег прав? И что теперь делать? Толстеть?

В самом мрачном настроении я побрела на кухнюи уставилась на недоеденный завтрак Куприна. Кто сказал, что белый хлеб смаслом и сыром враг человечества номер один? Знают ли врачи на самом делеправду о здоровом питании? И сколько раз медиков бросало из стороны в сторону?Далеко за примером ходить не надо. В девятнадцатом веке опиум считалсязамечательным обезболивающим средством, и его ничтоже сумняшеся прописываливсем: старикам, детям, беременным женщинам. Теперь же это средство именуютнаркотиком и используют лишь в крайнем случае, а может, и не применяют вовсе,точно не знаю. Да что там опиум — возьмем простой сахар! То его объявляютпанацеей, велят капать на кусок рафинада сердечные капли, чтобы лекарство лучшеусваивалось; потом хватаются за голову, изгоняют «белую смерть» из рациона,рекомендуют класть в чай и кофе всяческие заменители; следом узнают, что ксилити сорбит намного хуже натурального продукта из тростника или свеклы… А соль?Кстати, ее тоже называли «белой смертью», а сейчас употребляют вовсю, и те жемедики кричат о крайней полезности той, что добыта в море. Или давайте вспомнимнесчастные куриные яйца. «Не смейте их есть! — останавливали насврачи. — В желтке ужасное вещество — холестерин!» Но, оказывается, онбывает разный — полезный и вредный, и из первого в основном состоит мозгчеловека. Так что с каждым слопанным яичком нам прибывает ума! Может, я оттоговечно опаздываю сдать рукописи, что отказываю себе в омлете, а? Интересно,какие песни запоют диетологи лет этак через сто?

Я повернула голову, увидела свое отражение встекле серванта и вздрогнула. Нет, Олег прав. Красота — это страшная сила, а свозрастом она становится все страшней! Процесс пошел, часы тикают, через годпревращусь в мумию, жуткую, высохшую… Что же делать?

Пальцы схватили брошенный Куприным бутерброд.Наверное, следует лопать через силу разные продукты: кашу, макароны, жаренуюкартошку, сало, взбитые сливки… Потолстею — и складки разгладятся, это жеэлементарно: кожа натянется, и всех делов-то. Но тогда в придачу к гладенькомуличику я получу задницу сто семьдесят второго размера. А я никогда не былатолстой и, если честно, совсем не хочу весить больше центнера. Ведь еслипоправлюсь, мне тогда придется, в случае поломки машины, идти к метро в обход,а так я легко пролезаю в щель между прутьями забора, который преграждаеткороткую дорогу к ближайшей станции. Так как поступить? Должен же быть выход изужасного положения…

И тут меня осенило — Лиза Макаркина! Помнится,два года назад я, встретившись с ней, отметила, что Лизавета плохо выглядит, иона на самом деле смотрелась не лучшим образом. Но позавчера случайностолкнулась с соседкой во дворе и удивилась: Лизочка свежа, словно бутон.

Я швырнула на тарелку так и не съеденный кусокхлеба и рванула к лифту. Наверное, не слишком вежливо врываться к соседке безприглашения в воскресенье, но большинство женщин сейчас меня поймет.

Лиза открыла дверь и, увидав меня, сначалашироко зевнула, потом мирно сказала:

— Если пришла к Антону, то его нет и…

Тут только я вспомнила, что супруг Макаркинойврач, мануальный терапевт, и Елизавете небось до смерти надоели соседи,прибегающие с жалобами на боль в спине. Большинство людей бесцеремонно считает,что доктор, обитающий за стеной, обязан помогать им, невзирая на поздний илиранний час, в любое время, в выходные и праздничные дни, причем бесплатно, таксказать, по-соседски.

— Антон будет совсем поздно, —закончила Лиза.

— Мне, извини, надо с тобойпошушукаться, — заблеяла я, — об одном деликатном деле.

Лиза уперла правую руку в бок.