– Собственно говоря, я пришла, чтобы сказать про еекончину, сначала боялась, но раз ваши отношения разорваны…

– Боже, Поля, – простонал Костя, – ничего тыне понимаешь, я люблю ее, но не могу жить с ней, ненавижу и люблю… Господи, зачто? Ужасно…

Он уронил голову на стол. Я открыла холодильник. ВнезапноКостя спросил:

– Что ты ищешь?

– Валокордин или валерьянку…

– У меня ничего такого нет.

Я налила стакан воды, подала парню и сказала:

– Хочешь, схожу в аптеку?

– Не надо, – прошептал Костя, – сделай доброедело, уйди, оставь меня одного…

Я колебалась.

– Уйди, – повторил Костя, – бога ради,исчезни, не волнуйся, все в полном порядке, но мне лучше остаться наедине ссобой, понимаешь?

Я кивнула и ушла.

На улице сильно похолодало, а я, как большинствоавтомобилистов, не ношу теплое пальто или шубу, в длинном одеянии неловкосидеть за рулем, поэтому успела основательно замерзнуть, добежав до «Рено».Чтобы согреться, я включила печку и закурила. Однако Полина раскрылась снеожиданной стороны. Впрочем, Костя прав, я практически не знала девушку. Мы сНиной довольно близко дружили. Нинуша часто приезжала к нам с Наташкой вМедведково вместе с дочкой. Разница в возрасте не мешала Кеше и Полине игратьвместе, к тому же Аркадий чувствовал себя взрослым на фоне девочки и былгалантен без меры. Поколотил он ее всего пару раз, и то за дело. В детствеПолина была жуткой ябедой и мигом наушничала матери о чужих проказах.

Став старше, она приезжала уже не столь часто…

Я призадумалась. Внезапно мне стало понятно, что новыйвсплеск любви к нам у Полины совпал с получением нами богатства. До того она небыла у нас года два, правда, всегда звонила поздравить с днем рождения и Новымгодом.

Но только Наташка превратилась в баронессу Макмайер, какПолина стала проводить у нас все выходные. Один раз мне даже показалось, что ейнравится Аркашка. Она на него так смотрела! Но потом я подумала, что ошиблась…Они ведь были знакомы с детства, и никогда ничего похожего на влюбленностьмежду ними не намечалось. И потом, в тот год, когда мы совершенно неожиданноразбогатели, Кешка уже был женат на Зайке, а у Поли имелся Костя…

Полина ездила с нами в Париж. Воспоминания увели меня впрошлую осень. Вот мы с ней входим в магазин «Самаритэн», где покупаем ейобновки. Причем множественное число глагола «платить» тут не подходит. У кассывсегда расплачивалась я. Впрочем, я же давала ей деньги и в Москве, простоподсовывала в сумочку. Поля никогда не просила, но я знала, что с наличностью унее швах. Кстати, Зайка частенько дарила ей духи, косметику, красивое белье… Мысчитали Полину родственницей, ну кем-то вроде племянницы…

Плавную цепь воспоминаний прервал звонок.

– Ты где? – рявкнула Зайка.

– На улице, недалеко от Новослободской.

– Немедленно езжай домой!

– Почему?

– Как это?! – закричала Ольга. – Забыла?! Асе-риал?!

– Но при чем тут я?

– При том, быстрее возвращайся, все ждут, Борис жуткоругается!

Тяжело вздохнув, я выжала сцепление и врубила первуюскорость. Так и знала, покоя теперь не будет.

Наш холл походил на кошмар. Гроб стоял у стены, и в немопять спал Банди. Вся вешалка была забита куртками, дубленками и шубами, пополу тянулись толстые черные провода. Из гостиной доносился повелительный голосБориса:

– Так, сели, Ольга, берешь яблоко, поехали…

Я приоткрыла дверь и зажмурилась. В комнате ослепительнобили прожектора.

– Кто там? – заорал режиссер.

Потом увидел меня и сменил гнев на милость:

– О, Дашенька, чудесно, очень вовремя, у нас сценасемейного обеда. Сядьте возле Ольги…

– Делать-то что? – спросила я, покорно усевшись настул. – Слова какие говорить?

– Ведите себя естественно, – посоветовалБорис, – ну, улыбайтесь, шутите, как обычно во время приятного совместноговремяпрепровождения…

Я посмотрела на бледного Аркадия, потную Маню, красную Зайкуи подавила вздох. Естественно, так естественно, только, надеюсь, Манюня и Кешане начнут, по обыкновению, ругаться. Как правило, Аркадий с воплем: «Тыжиртрест, промсарделька», – отнимает у сестры пятый кусок торта, которыйта, совершенно не заботясь о фигуре, мирно тащит в рот. Впрочем, Манюня,никогда не дающая себя в обиду, мигом начинает орать: «Отвяжись, глиста вскафандре».

На этой стадии ласковой семейной беседы, как правило,вмешивается Ольга, а я стараюсь незаметно испариться, чтобы осколки от рвущихсяснарядов случайно не попали в мою голову.

Но сегодня дети, желавшие прославиться на всю страну, велисебя невероятно.

– Так, начали! – взвизгнул Борис.

Я уставилась прямо в камеру, над которой горела краснаялампочка. Надо же, вроде ерунда, просто прибор для съемки, а как гипнотизирует!Язык прилип к нёбу, руки словно связаны… Очевидно, Боря понял, в чем дело,потому что сразу сказал:

– Даша, сейчас только порепетируем. Ставлю задачу: увас мирный семейный обед, такой, как всегда. Непринужденная беседа, вкусныеблюда… Все естественно, без натуги, легко… Не надо зажиматься, когда начнуснимать, предупрежу, ну, давайте, раньше начнем, раньше закончим. Главное –естественность. Ну, Маша, вперед, вроде ты самая спокойная!

Манюня покраснела, тихонько кашлянула и завела:

– Дорогой Кешик, будь любезен, передай, пожалуйста,кусочек торта!

– С большим удовольствием, дорогая, – расплылся вулыбке брат, – тебе какой? Со взбитыми сливками или клубникой?

– Я отдаю предпочтение выпечке с кремом, –ответила Маня.

– Не пойти ли нам сегодня в музей? – спросилаЗайка.

– Изумительная идея, – вновь разулыбалсяКеша, – а ты, мамочка, согласна?

Старательно сдерживая хохот, я кивнула.

– Курица удалась, – завела Ольга, – в мерузажаренная.

– Очень аппетитная, – сообщил Кеша, непереваривающий курицу ни в каком виде – ни в вареном, ни в жареном, ни впареном, – восхитительная птица.