в Питере негде, так я к тебе приеду. Если только этот журналист въедливый не посадит тебя раньше. Тогда, может, и здесь увидимся. До скорого.

— Записал? Дай ему это послушать. Пусть напоследок хоть перепугается.

Когда я ехал обратно в поезде и смотрел в окно на бесконечные вологодские леса, то вспоминал годы, когда писал о питерских «оборотнях», что о них думал тогда, и что узнал теперь. Вспомнил об особняке, который Смольников отжал у государства, — об этом я тоже тогда писал, возмущался, мол, как такое могло случиться, историческая ценность и прочее. Однако Смольников и поныне в нем живет. Тогда на Крестовском острове среди парка оставались заброшенными и обветшалыми, еще с блокады, наверное, несколько особняков в стиле модерн. Один из них выделялся, и имел еще историческую ценность, великие артисты и писатели собирались там у кого-то из царской фамилии. Этот-то особняк и захватил себе Смольников. Финны сделали ему ремонт, мебель и прочее купил во Франции, и так далее. Я часто бывал около того места — недалеко от дуба, посаженного, по легенде Петром Великим, почти засохшего, в кованой ограде царского времени. Там же, через узкий живописный канал, построили позже особнячки для членов Конституционного суда, когда его перевели к нам из столицы. Но Смольников испоганил этот особняк, несмотря на евроремонт. Огородил его двухметровым кирпичным забором, прихватив и четверть гектара старинного парка. Я вспомнил, как пятнадцать лет назад это меня обижало и злило, и больше всего, этот хамский глухой забор.

Таким образом, ничего из этой поездки у меня не вышло. Для следствия и суда над Смольниковым, как не было доказательств и свидетелей, так и не появилось. Ничего не получалось у меня с укреплением правопорядка в городе, для чего я и вошел в одноименную комиссию. Вез я из зоны не обвинение, а только привет заключенного. Но, при случае, хоть его я передам полковнику Смольникову.

13. Похороны

Когда поезд утром подходил к Питеру, я вышел из купе и позвонил следователю Седову.

— Доброе утро, Сергей Лукич. Я вернулся. Что у вас новенького?

— Николай Иванович, успех! «Лотерейщик» у нас, в камере. Вчера его уже допрашивали с Кашиным. Даже не пытается запираться.

— Мои поздравления! Не ожидал, что так быстро у вас получится! Вы молодцы! О «потрошителе» что-нибудь есть?

— Нечего. Но это не плохо, и не хорошо, лучше бы и не было о нем новостей. Сегодня похороны последней его жертвы — психиатра. В двенадцать, в крематории. От нас поедет туда кто-нибудь.

— Я тоже съезжу. Увидимся сегодня?

— Не уверен, полно разъездной работы.

Мне очень хотелось узнать подробнее о поимке и допросе «лотерейщика», но к Кашину ехать было уже поздно, я забежал домой, умылся и сразу поехал в крематорий.

Я приехал одним из первых. У гроба, судя по глубокой скорби на лицах, находились пока только родные погибшей. Пожилые люди сидели на стульях, рядом с ними чинно и тихо сидели маленькие мальчик и девочка, но скоро их увели. Никто не снимал на видео, но я знал, что записи камер наблюдения ведутся, и наверняка поступят потом в архив полиции. Снимать посетителей таких похорон считается полезным и важным. Даже через много лет, сопоставляя кадры и лица на похоронах с криминальными обстоятельствами смерти усопшего, многое можно потом обнаружить. По той же причине и я непроизвольно рассматривал всех подходивших и обступавших открытый гроб. Была у меня слабая надежда опознать кого-нибудь, кто был на похоронах годичной давности, другой молодой женщины, дочери моей близкой знакомой, и, как теперь выяснилось, убитой тем же маньяком. Иногда ведь эти нелюди освежают себе острые ощущения на похоронах, и появляются на заднем плане.

У гроба собралось уже много людей. Кроме родственников, собравшихся отдельной кучкой, тут были, по виду, и врачи-коллеги, — тихо и скорбно, как давние знакомые, приветствовавшие друг друга, — и, судя по растерянному виду, даже некоторые пациенты покойной.

Начались выступления, каждое по-своему трогательное и горькое. Особенно мне запомнилось одно, седого пожилого человека, по-видимому, тоже врача и коллеги покойной.

— От нас ушел прекрасный человек, любящая и заботливая мать, замечательный врач и наш коллега. Случай, слепой случай унес ее от нас. Или это не был слепой случай? Она ведь хотела помочь этому человеку, вылечить его от психического недуга, и он так с ней поступил. Как будто злой рок иногда нежданно и негаданно вмешивается в нашу жизнь, все переворачивает или обрывает навсегда, и ничто не может этому помешать и уберечь нас от этого ужаса. Как ни горько признать, но такова наша жизнь, и никто не способен защититься от подобного зла. Но нам нельзя отчаиваться. Нельзя впадать в уныние и обреченность. Это ведь только и нужно злу, которое обрушивается порой на каждого и нас, нам надо выстоять, надо выжить, нам надо победить зло и утвердить добро. Для этого бог вдохнул во всех нас жизнь, для этого мы ходим по земле, и мы обязательно победим зло, в каком бы обличье оно ни представало перед нами. Мы уже побеждаем это зло, просто оттого, что живем, и будем всегда его побеждать. К этому призывает нас бог и природа — побеждать несмотря ни на что.

Выступления только начинались, когда я увидал в дверях Алену Юрьевну. Я не был уверен, но надеялся, что она придет, и мы с ней немного поболтаем — во второй раз наедине. В общей скорби, среди незнакомых грустных лиц она показалась мне радостным и светлым лучиком. Когда проводы покойной подошли к концу, и собравшиеся начали расходиться, а у гроба оставались только самые близкие, я поспешил за ней.

— Я скучал без вас, — первое, что я сказал, когда догнал, и мы вышли из ворот крематория.

— Как это неожиданно.

— Мы бываем с вами наедине только на похоронах или, наоборот, перед выемкой мертвого тела из могилы. Совсем не располагает к романтике.

— Вы склонны к романтике?

— Я склонен в вас влюбиться.

— Вы мне это уже говорили. Но вы очень не вовремя уехали, Николай, пропустили самое важное и долгожданное. Его не только поймали, но уже и допросили.

Она впервые назвала мое имя без отчества, и я подумал, могу ли теперь ее называть просто Аленой.

— Разве всех их поймали?

— Так не бывает — сразу всех.

— Тогда я еще успею поучаствовать в общей радости.

— Вы оптимист.

— К сожалению. Вы, наверное, тоже были на допросе? Что же это за субъект?

— Странный тип. Скажем так, по первым впечатлениям, —