– Знаете, почему великосветские дамыдевятнадцатого века постоянно лишались чувств на балах? Из-за корсетов! Ну какможно так утягиваться! Тоньше все равно не станете, а здоровье подорвете…

Потом оглядел комнату, стол, коробки спирожными и посоветовал:

– После семи кефир, а еще лучшефранцузская диета.

– Это как? – поинтересовалась вечнохудеющая Зайка.

– Утром кекс и секс, в обед секс и кекс,на ужин только секс. Если не поможет, отмените кекс, – абсолютно серьезнозаявил доктор.

Я засмеялась, Галя стала свекольно-бордовой.Грацию она расстегнула, и стали видны полоски на коже.

Проводив эскулапа, я велела Зайке сопроводитьГалю в спальню и, уже когда они ушли, обнаружила в самом дальнем углу комнатыМишу. Математик устроился на краешке кресла, положил на колени довольно большуюкнигу, сверху листок бумаги и самозабвенно черкал карандашом, накручивая волосына палец левой рукой. Подергав одну прядку, он принимался за другую.Оставленные кудряшки стояли дыбом.

– Миша, – позвала я его.

Ноль эмоций. Пришлось подойти и потрясти заплечи. Профессор поднял отсутствующий взор.

– Миша, сейчас будем чай пить, идите кстолу.

– Конечно, конечно, – послушнозабормотал мужчина и встал. Книга упала на пол.

– Прости, милый, – сказал Миша инагнулся.

Секунду он разглядывал том, потом засмеялся.

– Думал, опять Хучика уронил!

Затем обвел удивленным взором комнату инедоуменно спросил:

– Где все? Что-то случилось?

Я только вздохнула. Очень странный экземпляр,совершенно не замечает окружающего. Интересно, если сунуть Галю ему под одеяло,он найдет ее там? Скорей всего, думаю, рано или поздно обнаружит, не удивится,а скажет:

– Рад знакомству, спокойной ночи.

На следующее утро сперва поехала домой кглупой Кате и опустила в ее почтовый ящик конверт с деньгами, изъятыми улже-Базиля. Потом решила заняться Соней Роговой. Дама, составившая Майепротекцию, совершенно мне не понравилась. Надо же, просто подставила подругу, ктому же абсолютно нищую. Выглядело это очень некрасиво, так как сама мадамРогова, судя по всему, более чем обеспечена. Адрес, который дала Колосова,привел на окраину Москвы, почти в предместье, к красивому двухэтажному дому, обнесенномудовольно высоким забором.

Притормозив недалеко от ворот, я закурила ирешила подумать, как лучше представиться даме, но тут створки воротразъехались, выпуская роскошный красный «Мерседес». За рулем горделивовосседала платиновая блондинка лет тридцати.

– Софья Николаевна, – донессяистошный крик со двора, – сумочку забыли.

«Мерседес» притормозил. Женщина приоткрыладверь. Размахивая небольшим кожаным сундучком, к ней со всех ног бежала девушкав синем платье и белом фартуке.

– Давай, – процедила сквозь зубыхозяйка и завела мотор.

Не задумываясь, я последовала за ней.Посмотрю, куда милейшая Софья Николаевна отправится, авось придумаю, как к нейподкатиться.

Целый день я убила на слежку за объектом.Оказалось – легче легкого. Ездила дама медленно и аккуратно, никаких длинныхконцов не делала, крутилась в основном в центре. Сначала посетила довольнодорогую парикмахерскую, потом зарулила во французскую кондитерскую и выпорхнулаоттуда с коробочкой пирожных, следом отправилась в Глаголевский переулок изапарковалась у небольшого светло-розового домика постройки начала века.

Потекли томительные минуты ожидания. Примерночерез два часа мне надоело бесцельно скучать, и я вылезла во двор.

Было холодно, но солнечно, и на скамеечкепристроилась закутанная в кучу шарфов бабка с коляской. Я уселась рядом.Старуха неодобрительно покосилась на пачку «Голуаз» и проворчала:

– Что за мода пошла! Мужики дымят, и бабытуда же, просто противно.

Я быстренько спрятала обруганные сигареты имиролюбиво заметила, ткнув пальцем в вызывающе шикарный «Мерседес»:

– Красивая машина, наверное, оченьдорогая!

– А это знаешь чья? – неожиданнооживилась бабка. – К Лешке Гаврюшину полюбовница ездит.

– Да ну! – подстегнула ясплетницу. – Не может быть!

– Вот и я так думала! – торжествующевоскликнула старуха. – Ему-то всего ничего, только-только восемнадцатьисполнилось, а ей небось сороковник катит, хотя, конечно, молодую изображает.Юбочка до пупа, сапожки белые, сиськи из выреза вывалит и ковыляет накаблучищах. Тут бабы говорят, вроде она его от армии отмазала, благодариттеперь, как умеет.

– И часто встречаются?

– Да, считай, каждый день, как по часам.Только к трем ходики подберутся, она уж тут, а в пять уедет.

Я поглядела на часы – 16.50.

– Во-во, гляди, – оживилась информаторша, –сейчас прощеваться начнут.

Из подъезда вышла парочка. Уже знакомая мнеСофья Николаевна и молодой парень атлетического сложения. Несмотря на холод, онщеголял в одной рубашке с короткими рукавами. Небось хотел продемонстрироватьвнушительные бицепсы. А посмотреть было на что. Фигура Ромео напоминалаперевернутый треугольник – широкие плечи и узкие бедра. Красивые белокурыеволосы, наверное, шелковистые на ощупь, венчали голову, лицо с правильными, нокакими-то аморфными чертами. Словом, парнишка хорош, как мыльная обертка.

Аккуратно поддерживая Софью Николаевну подлокоток, он подвел ее к машине и бережно помог открыть дверь. Засим последовалстрастный поцелуй. Мы с бабкой глядели во все глаза. Парочка не обращала на насникакого внимания. Наконец Гаврюшин с видимым усилием оторвал от себя любовницуи запихнул дамочку в авто. Соня высунула в окошко левую руку, и Леня принялсяобцеловывать поданную длань. Наконец заурчал мотор, и дама уехала.

Я постояла секунду в раздумье. Адрес Роговойизвестен, всегда успею ее потрясти. Может, сначала попугать этого страстногопринца, узнать побольше о Соне из третьих рук! Мальчишка тем временем исчез вподъезде, я понеслась за ним. На втором этаже он дернул дверь, и в этот моментя вкрадчиво прочирикала:

– Господин Гаврюшин, уделите пару минут…

От неожиданности парнишка чуть не заорал, ноудержался и промямлил:

– Вам чего? Вы кто?

Я усмехнулась:

– Трудно объяснить, скажем, представительсемьи Сони Роговой.