мира, мы бы тем самым выхолостили тот процесс трансформации самих себя, без которого невозможно никакое новое общество, и восстановили бы те самые условия, которые делают нас пассивными даже в вопиющих случаях институциональной несправедливости. Одна из привлекательных черт общин как «зачаточной формы нового общества» в том, что они означают власть, которая возникает снизу, а не приходит от государства, и полагается на кооперацию и коллективные формы принятия решений, а не на принуждение[170]. В этом смысле дух общин созвучен мысли Одри Лорд о том, что «инструментами хозяина никогда не разобрать хозяйского дома»[171], и я считаю, что если бы Маркс жил сегодня, он бы с этим согласился. Ведь хотя он не слишком много размышлял о бедах, созданных капиталистической организацией сексизма и расизма, и почти не уделял внимания трансформации субъективности пролетариата, он тем не менее понимал, что нам нужна революция, чтобы освободиться не только от внешних ограничений, но также от интериоризации капиталистической идеологии отношений, то есть, как он сам говорит, от «всей старой мерзости», чтобы «стать способным создать новую основу общества»[172].

5. Революция начинается дома: переосмысление Маркса, воспроизводства и классовой борьбы [173]

Введение

Одна из причин сохранения силы политической теории Маркса заключалась, несомненно, в способности философа анализировать будущее и предсказывать формы капиталистического развития, которые ныне разворачиваются у нас на глазах, а потому и 150 лет спустя его работы могут послужить ориентиром для настоящего. Проявив изрядную интуицию, Маркс предсказал процесс глобализации, неудержимое влечение капитала завоевать каждый уголок света и подчинить каждую форму производства логике прибыли и рынка. Наиболее важно то, что он предвидел, как интернационализация капитала приведет не только к глобальному рынку, но также и к такому глобальному циклу накопления, что «разделение мира на национальные государства утратит свое экономическое значение»[174]. Подобным образом и «Grundrisse», особенно «Фрагмент о машинах»[175], стали цениться благодаря предсказанию роста господства знания и науки в капиталистической организации труда, что заставило некоторых заявить о начале новой фазы накопления, названной «когнитивным капитализмом»[176].

Но в одном отношении Маркс свое время не опередил. Как ни удивительно, он не предвидел того процесса, которому было суждено за несколько десятилетий перестроить состав рабочего класса и сам ландшафт рабочей борьбы в Европе и США – а именно формирование новой пролетарской семьи, которое заняло период между (примерно) 1860-ми годами и Первой мировой войной, когда женщины и дети постепенно были исключены из фабричного труда, была внедрена «семейная заработная плата», создана пролетарская домохозяйка и сам домашний труд как особая отрасль капиталистического производства, на которую была возложена задача воспроизводства рабочей силы[177].

Благодаря этим процессам, которые обозначили собой начало нового патриархального режима, построенного на власти мужской заработной платы, в классовых отношениях произошла перемена, ускользнувшая от анализа Маркса. Впрочем, в первом томе «Капитала» мы обнаруживаем многочисленные ссылки на доклады государственных заводских инспекторов, которые в Англии проторили путь этим изменениям: класс капиталистов занимался революционным преобразованием пролетарской семьи и гендерных отношений, создавая новые иерархии между мужчинами и женщинами и новые границы внутри самого пролетариата, которые невозможно вывести из чтения книги Маркса. Как и Энгельс, Маркс остался скован верой в то, что капитализм разрушает пролетарскую семью и создает материальные условия для более эгалитарных гендерных отношений. В «Манифесте Коммунистической партии» он говорит об этом так:

…чем более развивается современная промышленность, тем более мужской труд вытесняется женским и детским. По отношению к рабочему классу различия пола и возраста утрачивают всякое общественное значение. Существуют лишь рабочие инструменты, требующие различных издержек в зависимости от возраста и пола[178].

Почему же Маркс – во всем остальном анализе капиталистического развития настолько прозорливый – не смог распознать проводившейся тогда реорганизации социальных отношений, которые создадут более четкую иерархию мужчин и женщин в рабочих сообществах Англии, а потом в остальных странах Европы и в некоторых частях США?

Один из тезисов этой статьи состоит в том, что Маркс не предсказал реструктуризацию пролетарской семьи и формирование новых патриархальных отношений внутри пролетариата и никак не комментировал их потому, что, согласно его политической теории, сфера семейных и гендерных отношений не имеет особой роли в накоплении капитала или конституировании субъективности рабочих и формировании класса[179]. Одним из следствий этой стратегической ошибки стал разрыв между социалистическим и феминистским движением, которое начало развиваться к концу XIX века, – разрыв, сохранившийся едва ли не до наших дней, причем Маркс, как мы увидим, упрочил его, когда занимал пост главы Первого интернационала. Таким образом, пересмотр взгляда Маркса на семью, женский труд и деятельность, благодаря которой воспроизводится сама наша жизнь, позволяет вести диалог с настоящим и переосмыслить условия сотрудничества марксизма и феминизма.

В первой части я исследую свидетельства и причины недостаточной теоретизации у Маркса «воспроизводства», сосредоточившись при этом на его довольно узком понятии труда и производства и неявно принятой им посылке о том, что только наемные промышленные рабочие обладают силами и знаниями, чтобы свергнуть капитализм и создать материальные условия для построения коммунистического общества. Во второй я исследую ответ Маркса как главы Первого интернационала на требование рабочих изменить программу в отношении женского труда и семейной жизни, подтверждая тот факт, что он обходит молчанием довольно выраженный патриархальный настрой некоторых секторов мужского рабочего класса Англии. В третьей части я сопоставляю внешне вроде бы нейтральную позицию Маркса по современной для него реорганизации семейной жизни, доказывая, что она стала важным инструментом кооптации значительных секторов промышленной рабочей силы. Наконец, в четвертой части я рассуждаю о долгосрочных политических следствиях маргинализации женщин и репродуктивного труда в программе социалистического движения и марксистской традиции, доказывая, что нам пора спросить, в какой мере эта теоретическая и политическая «ошибка» повлияла на их организационные способности и их представление об обществе, которое должно быть построено на развалинах капитализма.

Маркс о социальном воспроизводстве и воспроизводстве рабочей силы

Ключом к пониманию причин, по которым Маркс не смог распознать важные перемены в семейной жизни и в отношениях мужчин и женщин, происходившие в Англии XIX века, является его трактовка в «Капитале» и «Grundrisse» процессов, участвующих в воспроизводстве рабочей силы. Эти перемены должны были стать основной проблемой для политической теории Маркса, учитывая ту стратегическую функцию, которую труд и рабочая сила играет в его исследовании капиталистического общества и капиталистической организации труда. Рабочая сила, по Марксу, – это двигатель