здесь забудем земные события. Конечно же, некоторые воспоминания не приходят, но они не стерты, а только затемнены. У меня такие яркие воспоминания о земле! И не только это. Я все еще могу видеть, что там происходит, хотя всегда думала, что на небесах мы не будем знать о земных горестях.

— Небеса не притупляют твой разум, а обостряют. Ты знаешь о бунте на земле и об уродстве ада. Счастье здесь зависит не от игнорирования реальности, а от обладания Божьим взглядом на нее. Эль-Ион и ангелы знают о существовании зла и горя на земле, но небеса для них все так же остаются небесами. Несмотря на то, что во вселенной есть зло, твоя радость может быть полной, поскольку ты знаешь, что скоро зло будет уничтожено и навеки установится праведное владычество Плотника.

После долгого перелета с пересадкой в Денвере Кларенс около шести часов вечера вошел в здание «Чикаго Риц», чувствуя себя здесь скорее туристом, чем завсегдатаем. Все было пропитано высшим классом. Проходя по этим коридорам, Кларенс невольно ощущал себя важной персоной. На нем был его лучший костюм «Ник Хилтон» и туфли «Алден», которые он обычно придерживал для самых важных мероприятий. Но даже вход в парадную дверь «Чикаго Риц» уже был важным событием.

Коридорный — молодой чернокожий парень — показал номер. Кларенс рассматривал окружающие его скульптуры и

55

картины. Даже пепельницы, казалось, были взяты из галереи искусств. Дав коридорному чаевые, Кларенс принялся изучать свой номер. Невероятно! Гигантских размеров кровать, повсюду букеты цветов и корзины с фруктами, личная записка с приветствием от мистера Сэма Найта, друга Райлона. Бар, кухня, гостиная с прекрасным диваном, два телевизора. Жениве здесь понравилось бы. Почему он не догадался взять ее с собой?

Ванная комната как будто сошла со страниц журнала. Цвета слоновой кости умывальник с позолоченным краном. Персональный «Джакузи»! Кларенс чувствовал себя на вершине мира. Исследовав все мельчайшие детали своего костюма, он вышел в холл, пройдя мимо двух хорошо одетых обитателей гостиницы.

Кларенс втянул живот и слегка выпятил грудь. Он подумал о том, что мог бы провести этот вечер намного хуже — например, в Кабрини-Грин у кузена Фрэнки, куда ему предстояло первым делом отправиться на следующее утро. Кларенс уже предвкушал работу над большой статьей о жизни кварталов, особенно учитывая, то что такая работа выпадает обозревателям «Трибьюн», может быть, раз в год, если вообще выпадает. Когда Кларенс подходил к лифту, из-за угла прямо перед ним выкатилась тележка официанта, врезавшись ему в бедро.

— О, прошу прощения, сэр, — глаза размером с пятак выглядели еще более испуганными и извиняющимися, чем голос. Неизвестная черная женщина, примерно того же возраста, что и Кларенс, была в таком ужасе, как будто оскорбила королевскую особу, которая по своей прихоти может тут же приказать отрубить голову провинившемуся.

— Ничего страшного, — уверил ее Кларенс, услышав в своем голосе покровительственные нотки — добрые и великодушные. Так члены королевской семьи обычно обращаются к низшим, чтобы напомнить себе о своей филантропии.

— Извините, сэр.

Кларенс не мог понять, что он увидел в глазах этой женщины, и это не давало ему покоя. Было ли это огорчение из-за тяжелого оскорбления? Или же удивление, или зависть по поводу того, что один из ее рода достиг уровня жизни Кларенса и мог позволить себе жить в подобном месте, а не быть всего лишь коридорным или электриком? Кларенс почувствовал, что эта женщина ожидала увидеть белого, увидев же его, была удивлена. Неужели черные, «сделавшие это», еще невыносимее, чем

56

белые, принимающие свои привилегии как должное?

Спустившись на лифте в вестибюль, Кларенс осмотрелся по сторонам. Он увидел вывеску, гласящую: «Комнаты отдыха «Риц». Только для постояльцев». У дверей стоял высокий чернокожий юноша, который явно хотел выглядеть более грозным, чем был на самом деле. На нем был смокинг.

«Громила из комнат отдыха? В смокинге?»

Кларенс вошел в роскошную комнату отдыха, в которой была огромная гостиная с креслами и картинами, потом — еще одна секция с умывальниками, и, наконец — удобства, ради которых люди фактически и ходят в ванную. Кларенс вспомнил уборную в Миссисипи, в которую он ходил до десятилетнего возраста, пока они, наконец, не сделали туалет в доме.

В действительности он не собирался воспользоваться комнатой отдыха «Риц», а пришел сюда только с целью ознакомления. Из-за развешенных по стенам картин ванная напоминала музей цвета слоновой кости. Кларенс подумал, сочли бы художники за великую честь, что их картины висят в сортире?

Роскошь не знает границ. Свернув за угол в комнату с умывальниками, Кларенс от неожиданности остановился. Там в причудливом античном кресле сидел какой-то старик, который был лет на пятнадцать моложе отца Кларенса, но выглядел в точности как Обадиа. Одетый в накрахмаленный белый халат, служивший разительным контрастом для его обветренной черной кожи, он работал (если это можно так назвать) слугой, ожидая момента, когда нужно будет подать полотенце кому-либо из постояльцев гостиницы, помывшему руки. Старик апатично сидел. Прямо перед ним на витиеватой подставке покоилось сверкающее серебряное блюдо для чаевых, на котором лежало несколько долларовых купюр и приличная груда монет разных номиналов.

Мужчина выглядел болезненным и печальным. Какой-то белый, отойдя от умывальника, оглядывался в поисках вешалки с полотенцами или сушилки для рук, и вскоре понял, что единственный хранитель и распределитель полотенец — это старик. Когда белый мужчина направился к чернокожему, тот посмотрел на него щенячьими глазами и передал полотенце со всей преданностью верного спаниеля. Не говоря ни слова, белый вытер руки и положил использованное полотенце в специальную коробку. Потом кто-то — может быть сам этот слуга или какая-то черная женщина — это полотенце выстирает и выгладит.

57

Мужчина, опустив руку в передний карман пиджака и не найдя там мелочи, достал бумажник и вытащил оттуда долларовую купюру.

Старик слабо улыбнулся и кивнул в знак благодарности. Когда белый мужчина вышел, слуга перевел взгляд на Кларенса. Какое-то мгновение оба молча смотрели друг на друга. Сначала Кларенс подумал, что старик безмолвно спрашивает себя, должен ли он дать полотенце, но в этом взгляде было что-то другое — то, что Кларенс сразу узнал, поскольку видел в своей жизни много раз. Это был стыд.

Кларенс повернулся и вышел. Направившись прямо к