дает рассмотреть мне увиденное: много людей в просторном прямоугольном помещении, все одеты в странные одежды, головы их спрятаны в капюшоны, если присмотреться, то можно понять, одеяния сшиты из детских вещей. Это одновременно выглядит нелепо и ужасающе. Прошло не слишком много времени с прихода тумана, они могли и раздобыть себе одеяния, но решили сшить. Это явно что-то да значит. Взгляд цепляется за пожилого мужчину, только у него на голове нет балахона, он стоит у самого костра и греет руки, наблюдаю, как старик кивает Закари, а потом бегло осматривает толпу. Его глаза находят меня, и он хмурит брови, потом смотрит на Волка и снова на меня.

– Он смотрит, – говорю я Рэнли.

– Они ищут женщин.

Проходим дальше, и я спрашиваю:

– Для чего?

– Для того, что нужно всем – для рождения ребенка. Они верят, что только избранное дитя, рожденное в рассвет тумана, сможет усмирить бога, и тот пошлет всем нам прощение.

Полнейшая дичь.

– Из-за этого на них такая странная одежда?

– Кто их знает. Они мало что рассказывают непосвященным. Если хочешь узнать подробности, придется примкнуть к ним.

– Нет уж, обойдусь.

От одного их вида становится жутко.

– Я тоже так думаю.

Проходим ещё какое-то расстояние. Сложно судить, как долго мы идём, ведь тут всё одинаковое, сворачиваем то направо, то налево, поняв, что окончательно сбилась с пути, я прекращаю следить за дорогой. Останавливаемся перед ещё одной дверью с большим замком. И только тут замечаю, что Закари не просто крутит колесо, он ещё и набирает какой-то код на приборной панели без цифр. Дверь открывается, и мы оказываемся в гараже. Нео включает свет, и я тут же морщусь от его яркости. Волк жмется к ногам, и я присаживаюсь возле него.

– Не волнуйся, – говорю ему я. – Всё будет хорошо, – это уже говорю для себя.

Закари раздает команды, и все рассаживаются по машинам, которых тут по меньшей мере около сорока. Вдоль стен с двух сторон расставлены мотоциклы разных марок. Не оборачиваясь ко мне, Закари приказывает:

– Пес назад, ты вперед.

Подхожу к черному внедорожнику, его окна видоизменены, везде, даже на переднем стекле имеются металлические решетки, они приварены прямо изнутри. Открываю заднюю дверь, сажу Волка на пол и закидываю туда рюкзак. Сама размещаюсь спереди, когда Келлер уже сидит за рулем. Больше в нашей машине никого нет.

– Это – волк, – говорю я, поправляя оплошность Закари.

Нечего моего хищного друга называть псом.

Он лишь бросает на меня непонятный взгляд и говорит в наушник:

– Робб, открывай.

Перед нами поднимается стена, и машины выруливают на поверхность, проехав всего пару десятков метров по склону, мы преодолеваем подъем и въезжаем в облако тумана.

– Мне не нужна гарнитура? – пытаюсь завязать разговор с Закари.

Впервые с поездки к президенту мы остались наедине.

– Нет.

Как же я могла позабыть про "популярное" слово.

– Что я буду делать?

– Ничего.

– Как мы доедем до места встречи?

– На машине.

Разговор не задался.

Половину пути мы едем молча. Подмечаю, что дорогу расчистили, но даже не пытаюсь спросить, кто это сделал. Закари отдает четкие приказы и уверенно ведет машину, а я не знаю куда себя деть. Лучше бы я села назад вместе с волчонком.

– Ты так и не ответила на мой вопрос, – говорит Закари.

Медленно поворачиваюсь к нему.

– Ты ничего не спрашивал.

Пару мгновений тишины.

– Почему ты здесь? На моей базе?

О нет. Я, конечно, хочу разговора с ним и его внимания, не столь хочу, сколь это мне необходимо, но только не эта тема.

– Я ведь сказала, что хочу выжить. Ответила ещё тогда.

– Тогда ты солгала, я же жду правды.

Проклятье!

Закари выкручивает руль, и машина выезжает на загородную дорогу. Меня так и подмывает сказать ему правду, но я боюсь ошибиться. До ужаса боюсь его реакции и того, что последует после признания, а поэтому говорю:

– Твоя мать убила мою маму и хочет сделать это со мной. Она хотела…

– Ложь, если бы моя мать хотела убить тебя, ты бы уже была мертва.

Машина съезжает с дороги, останавливается, и Закари поворачивается ко мне.

– Ложь меня не устраивает, – жестко говорит он.

– Почему ты решил, что я лгу?

Голубые глаза прожигают во мне дыры.

– Я знаю полковника, если она что-то хочет, то получает, и поверь мне, никакой малолетке не удастся одурачить её. Ты стояла перед ней, и она могла выстрелить дважды, убив тебя и твою мать в один день. Либо ты сделала что-то такое, что она желает помучить тебя и дает видимость мнимой победы, либо ты врешь.

– Я говорю правду.

Редко, но говорю.

– Допустим. А твоя сестра?

– Что она?

– Ты оставила её там.

Это не разговор. Это – допрос.

– Я не могла забрать её…

– Могла. Зейн помог бы тебе вывести её с базы, но ты этого не сделала. Либо ты хреновая сестра, либо она в заложниках у полковника.

– О семейных узах не тебе говорить.

Кривая улыбка мгновенно преобразует лицо брата Зейна. Закари выходит из машины, и я протяжно выдыхаю. Выбираюсь следом, оставив Волка внутри. Легкий порыв ветра приводит меня в чувство, я должна сказать ему. Закари знает, что я лгу напропалую, и это не может длиться вечно, пока он мне не доверяет, мне не заманить его на базу.

Почему всё так сложно?

И тут мне приходит в голову мысль, от которой я уже не в состоянии отмахиваться. Закари сказал, что Зейн способен вывести мою сестру с базы номер восемь. Почему я об этом даже не подумала? Потому что он не обязан мне помогать. Я попрошу его об этом и расскажу правду о том, что хочет от меня его мать. Расскажу только ему. Больше некому.

Звук мотоцикла приближается с противоположной стороны. Одинокая фигура появляется из тумана и останавливается, только сейчас замечаю, что все люди Закари рассредоточились кругом, они наготове, как и оружие, которое направлено в противоположную сторону от нас. Зейн слезает с мотоцикла и снимает шлем. Смотрю на него и ловлю себя на том, что хочу подойти к нему и обнять. Знаю, что это продиктовано лишь моим одиночеством, но не сдерживаю себя и исполняю своё желание. Обнимаю, и он сжимает меня в ответ. Дыхание перехватывает, и я крепко стискиваю пальцы на его черной куртке.

– Как ты? – спрашивает он меня.

– Нормально, – произношу я ему в грудь, хотя это не так.

Зейн приподнимает моё лицо за подбородок и всматривается в глаза.

– Подожди минуту.

С неохотой