меня привезли в «Новые горизонты», до меня донесся звучащий где-то в глубине души шепот. Это был мой собственный голос, осмелившийся задать вопрос: а действительно ли РПП так хорошо меня понимает… но болезнь быстро заставила его замолчать.

Глава 16

– Не знаю даже, как связать воедино все, что я сегодня узнала, – говорю я Эдди, когда мы уже сидим у него дома. – Не хватает какого-то озарения, чтобы в голове вдруг щелкнуло и сложилась цельная картина.

Мы переговорили еще с несколькими жителями квартала Малибу, где когда-то жила Марго. Пожилая пара из дома напротив подтвердила слова старенькой соседки насчет бурных отношений Марго с мужчиной постарше, которого, судя по всему, интересовали ее деньги. По описанию этот мужчина подозрительно походил на типа, с которым, если верить словам Джоан, встречалась мама. Но никто не знал фамилий психотерапевтов, у которых лечилась Марго, и ничто не указывало на ее связь с мамой.

– Может, идея дурацкая, но попробуй составить список, – предлагает Эдди.

Я пожимаю плечами.

– Хотя бы попытайся, – настаивает он. Берет блокнот, ручку и выводит наверху чистой страницы слово «Список». – Я буду тебе помогать. Перечисли все, что узнала, а я буду записывать.

Я диктую:

1. По словам Кристины Каделл, мама, возможно, жива и снова в беде.

2. Сама Кристина сбежала в Европу, она в розыске. Ее обвиняют в том, что во время путешествия на яхте она убила свою мать.

3. Фрэнк, управляющий бюро ритуальных услуг, где проходило прощание с моей мамой, не видел ее тела.

4. Джоан из «Новых горизонтов» вспомнила, что во время практики в лечебнице у мамы была связь с серфером из Нью-Йорка, хотя она тогда уже встречалась с папой.

5. Нью-йоркский серфер приезжал к маме за несколько месяцев до ее смерти, но она солгала мне, что это якобы ее троюродный племянник.

6. Возможно, Марго Каделл-Дэвис когда-то была маминой пациенткой. Не исключено, что она доверила маме опасную тайну о махинациях «ТриКФармы».

7. По словам соседей Марго, она встречалась с нью-йоркским серфером, по описанию жутко похожим на типа, о котором говорила Джоан.

Пока я излагаю все это Эдди, меня осеняет одна мысль.

– А что, если у мамы был роман с этим серфером и вдруг она узнала, что ее пациентка Марго Каделл тоже с ним крутит? Или, может, все было наоборот: Марго обнаружила, что психолог, с которым она работает, встречается с ее парнем. В любом случае это очень расстроило бы Марго, особенно если она была беременна его ребенком. Может, именно поэтому она прекратила сеансы, и речь в нераспечатанном мамином письме к ней шла как раз об этом.

– Может быть, – соглашается Эдди.

– Соседи Марго говорят, что он жил с ней из-за денег. Если она была не уверена в себе и согласна на отношения с мужчиной, который ее не любит, то вполне могла исключить маму из своей жизни. Зачем ей соперница? Это же постоянная угроза.

– И тут появляются ее двоюродные братья Каделлы, – подхватывает Эдди.

– Вот именно. Может, Марго призналась, что раскрыла кое-какие тайны их бизнеса своему психологу? И они начали охотиться на маму. Идеальный способ избавиться от соперницы, на которую заглядывается твой любовник.

Тут оживает мой мобильник. Я сую руку в карман, чтобы его достать, и задеваю пальцами подвеску маминого браслета.

Вынув телефон, смотрю на экранчик и вижу, что меня поджидает новое сообщение: «Меня подставили. Я не убивала свою маму. Время вашей матери тоже на исходе».

Сердце пускается в бешеный галоп. Пожар в груди разгорается с новой силой.

«ПОЧЕМУ МОЯ МАМА В БЕДЕ?» – набираю я и пытаюсь отправить. Но телефон заявляет: «Невозможно доставить сообщение».

Я крепче стискиваю трубку, надеясь выжать очередную эсэмэску, очередную подсказку… но ничего не происходит.

– Что там? – спрашивает меня Эдди.

Я сую ему телефон, он читает Кристинино сообщение и бормочет:

– Дерьмо собачье.

Глава 17

Январь 1998 года

С моего побега из «Новых горизонтов» миновала неделя. За все это время я удостоила Эмили своего внимания один-единственный раз, когда привела медсестру, чтобы та прочистила ей трубочку для кормления.

Эмили по-прежнему пыталась со мной заговорить, а я по-прежнему ничего не отвечала. И наконец однажды вечером, когда мы собирались на ужин, она, видимо, решила, что с нее довольно.

– Я не оставлю тебя в покое до самого утра, если не скажешь, почему злишься на меня! – выпалила она. – Что я тебе сделала?

Я повернулась к ней и наконец высказала то, что было у меня на уме:

– Ты настучала им, что я сбежала.

– Никому я не стучала, – стала защищаться она.

– Не верю, – заявила я.

– Нас же после отбоя проверяют каждый час, – объяснила Эмили.

– Не верю, – повторила я.

– Зачем мне было сообщать, что ты ушла, если они и сами это обнаружили бы? – уперлась она.

– Потому что я не «ушла», а сбежала. Ты-то никогда ничего такого не делала. Тебе не хватит смелости на побег.

Губы соседки сжались в тонкую полоску, брови сошлись к переносице. Я ни разу не видела ее такой рассерженной.

– Ты, блин, прикалываешься надо мной, что ли? – взбесилась она. – У меня было девять госпитализаций, а тут я в седьмой раз. Тебе до меня как до луны.

Я была слишком невменяема, чтобы заметить, какой извращенный разговор у нас получался. Обе мы цеплялись за свое нарушение пищевого поведения, как будто оно было величайшим достижением, и соревновались, у кого анорексия круче. Мы не могли осознать, до какой степени не в себе.

Одним из определяющих признаков анорексии является анозогнозия. Этот медицинский термин означает неспособность пациента понять, насколько он болен. Виноваты тут анатомические изменения в мозге, вызванные длительным голоданием. Проблема невероятно серьезная, ведь, не осознавая болезни, пациент не испытывает желания выздороветь, и оттого с РПП так трудно справиться. Оно запутывает людей.

Родные страдающих расстройством пищевого поведения и врачи, которые лечат это заболевание, часто слышат: «У меня все в порядке и нет никаких проблем. Это у вас проблемы!», хотя серьезные медицинские свидетельства и физические изменения вроде болезней сердца и отказа внутренних органов кричат об обратном.

В случае практически любой другой болезни, от рака до депрессии, люди понимают, что нездоровы, и хотят поправиться. Но при анорексии такого понимания почти никогда нет, особенно на первых порах, и потому нельзя ожидать, что страдающий от расстройства пищевого поведения человек осознает свое положение и сознательно приступит к лечению. Если просто ждать, когда это произойдет, он будет продолжать голодание, а его мозг – получать все более серьезные