потому что я внесена в список людей, с которыми нужно связаться в экстренной ситуации. Я повезла Сару в ее любимое кафе, где подают напитки с шариками из тапиоки. Пока мы наслаждались угощением, сидя снаружи под навесом, я услышала, как взвыла сигнализация какого-то автомобиля, и через мгновение поняла, что автомобиль-то мой, но не стала волноваться: такое порой случалось, если кто-то подходил к нему слишком близко.

– У меня сигнализация сработала, – сказала я Саре, – пойдем выключим.

Однако, когда мы подошли к машине, я заметила, что дверцы и багажник слегка приоткрыты.

– Кто-то взломал твою машину? – встревожилась Сара.

– Похоже на то, – спокойно, чтобы не пугать девочку, ответила я.

Открыв переднюю дверь, я увидела, что кто-то порылся в бардачке, однако двадцатидолларовая купюра, на всякий случай спрятанная под стопкой старых компакт-дисков, осталась на месте. Мне пришло в голову, что злоумышленники искали какие-нибудь дорогие гаджеты, но я не держу их в машине.

Хотя ничего не пропало, я все равно написала заявление в полицию, потому что починка защелки бардачка, которую сломали неизвестные, стоила на удивление дорого, а я собиралась потребовать возмещения ущерба от своей страховой компании. Друг Эдди, должно быть, прочитал мое заявление.

– Пол интересуется, не обнаружила ли ты в конце концов какую-нибудь пропажу, – продолжает Эдди.

Я качаю головой.

– Нет, насколько мне известно, из машины ничего не взяли. А что?

– Просто он не считает, что это рядовой взлом.

У меня сжимаются внутренности.

– Серьезно?

– Он думает, это как-то связано с твоей мамой, – гробовым тоном заявляет Эдди.

– Что?! Почему?

– Раз ничего не пропало, значит, твою машину вскрыли не с целью поживиться. Скорее всего, кто-то искал информацию. Возможно, это сделал человек, которого наняли Каделлы, чтобы проследить за тобой и узнать, поддерживаешь ли ты связь с матерью. – Он сглатывает, и вид у него явно испуганный. – Пол говорит, тебе надо соблюдать осторожность даже дома. Преследователи не остановятся на взломе твоей машины.

Мысли лихорадочно мечутся у меня в голове.

Раз Каделлы еще на прошлой неделе организовали взлом моего автомобиля, значит, за мной стали следить задолго до вчерашнего появления Кристины у меня в кабинете.

«Время вашей мамы на исходе».

От этой фразы из сообщения Кристины у меня по спине бегут мурашки. Если за мной наблюдают, известно ли этим наблюдателям, что Кристина у меня побывала?

Я смотрю на Эдди. Он расстроенно косится на часы и говорит:

– Мне пора забирать Сару из школы.

Я киваю и сглатываю комок, внезапно вставший в горле.

– Хорошо.

Мы прощаемся перед его домом, избегая обсуждать тревогу, которая мелькнула у него в глазах. Но я знаю, о чем он думает. Сара ведь была со мной, когда Каделлы взломали мою машину. Ясное дело, ему не хочется, чтобы я ошивалась поблизости от его дочери, пока все это не кончится. И винить его нельзя.

Совершенно очевидно, как я должна поступить. Мне следует держаться от Сары как можно дальше.

Глава 19

Февраль 1998 года

– Идем со мной, – сказала доктор Ларсен.

Она отвела меня в большую деревянную беседку перед домом, где девочки встречались с посетителями – в основном родственниками, но иногда и друзьями. Папа уже пришел туда и расположился на стуле, а рядом с ним сидел Негодник на поводке.

Увидев меня, песик бросился навстречу, бешено виляя хвостом. Я подхватила Негодника на руки, и он принялся вылизывать мне лицо.

За некоторое время до того, как попасть в «Новые горизонты», я перестала давать собаке лизать меня, опасаясь, как бы калории, которые наверняка содержатся у него в слюне, не перекинулись на мою кожу. По этой же причине я избегала трогать собачий корм и лакомства, устроив так, чтобы Негодника по мере надобности кормил папа.

Но в тот момент у РПП не было власти запретить мне крепко обнять своего песика и позволить ему меня облизать.

– До чего приятно видеть, что ты снова улыбаешься, – сказал папа.

До сих пор я даже не понимала, что улыбаюсь, но тут быстро согнала улыбку с лица и сердито уставилась на отца.

– Можешь уйти? – спросила я. – Я хочу побыть вдвоем с Негодником.

– Нет, – ответил папа.

Я демонстративно закатила глаза, а Негодник тем временем продолжал работать язычком.

– Я кое-что тебе привез, – сообщил папа.

– Надеюсь, не еду, – буркнула я.

– Не еду, – кивнул он и вручил мне большую самодельную открытку, которую подписали все девчонки из моей футбольной команды. Я быстро пробежала глазами пожелания: «Поправляйся!», «Мы скучаем!», «Выздоравливай скорее!».

Я разозлилась: у меня-то все в порядке, проблема заключается в папе, докторе Ларсен и всех остальных.

– Откуда они знают, что я тут? – стала допытываться я.

– Они не знают, где ты. Им только известно, что ты неважно себя чувствуешь, – ответил папа.

– Я хорошо себя чувствую, – возразила я. – Это у тебя проблемы с головой. Не верится, что ты запихнул меня сюда. Мне тут даже собственные туфли носить не разрешают. – И я показала на ноги, на которых были только одни носки.

Папа не ответил.

– Чего молчишь? – вскинулась я. – Тебя наплевать, что я тут босиком расхаживаю? Это, между прочим, жестокое обращение. Если бы я могла добраться до телефона, позвонила бы в полицию и заявила на них.

– Ты пыталась сбежать, – напомнил папа, – вот у тебя и отобрали обувь.

– Я сбежала, потому что надо мной здесь издеваются. Зачем ты меня тут запер? Ненавижу тебя за это! – заявила я отцу. – Будь мама жива, она бы тоже возненавидела тебя за такие дела.

Папа закрыл глаза, поморщился, а потом снова открыл их и посмотрел прямо мне в лицо.

– РПП пытается оттолкнуть тебя от меня, но ты не его дочь, а моя. Поэтому у него ничего не выйдет.

* * *

В тот же день поздно вечером я принимала душ, продолжая беситься из-за привезенной папой открытки от девчонок из моей прежней футбольной команды. Злость разгоралась все сильнее и сильнее, пока я думала, как они играют в футбол, а мне даже собственной собаки не видать как своих ушей, пока не поем.

Вдобавок расстройство пищевого поведения нашептывало мне на ухо всякие гадости, поносило меня, твердило, что я потерпела поражение, съев гамбургер с картошкой, чтобы увидеть Негодника. Теперь у меня образовалось бесконечное количество калорий, которые надо сжечь, но нет никакого способа этого добиться. Мне запрещалось заниматься спортом и делать упражнения. У меня даже спортивной обуви не было.

Пока я вспенивала шампунь на волосах, в голову закралась мысль: почему бы не позаниматься физкультурой здесь,