«ипат философов», то есть консул над учеными, человек, способный написать учебники по всем наукам, от юриспруденции до математики.

Начинал Михаил Пселл как юрист, местный судья, но, продвигаясь все выше по служебной лестнице, осваивал все больше наук. При этом он всегда оставался философом: например, при изложении математики его интересовали не столько задачи, сколько свойства чисел, почему 2+2 = 2×2, а с другими числами такого равенства не получается. В логике его больше волновали свойства высказываний, а не правила построения завершенных суждений: так, в придуманной им схеме «логический квадрат», вошедшей во все современные учебники логики (часто без указания автора), Пселл различил противоположность и противоречие. Так, высказывания «в этой комнате все кошки черные» и «в этой комнате все кошки белые» противоположны, а высказывания «в этой комнате все кошки черные» и «в этой комнате есть хотя бы одна белая кошка» противоречат друг другу.

Противоречие – это не отрицание, а повод уточнить положение дел, еще раз пересчитать и осмотреть кошек в комнате. Так мысль Пселла двигалась всегда: он требовал не идти все дальше в суждениях любой ценой, а останавливаться, проверять, внимательно смотреть на свойства вещей. Как теоретик риторики он настаивал на том же: внимание к стилю речи должно быть больше, чем к эффектам речи.

Михаил Пселл создал богословскую сис-тему, объединяющую учение отцов Церкви и неоплатонизм. Согласно Пселлу, мир устроен разумно, но идеи существуют не отдельно от вещей, а входят в вещи, влияя на них и по-разному варьируя их форму, давая им созреть, достичь совершенства и по-настоящему развернуться в бытии. Первородный грех исказил целеполагание человека, так что человек вместо вечности стал попадать в бесформенную смерть. Жертва Христа и есть идеальная форма – добровольная смерть, божественная чистота начального замысла, кротость и полное подчинение вышней воле – таковы составляющие Богочеловечества. Поэтому спасение для Пселла – не просто волевое решение, но определенный стиль существования, где замысел продуман, где воля не отклоняется от своей цели, где человеческое страдание и страх не отменяются, но преодолеваются торжественной последовательностью событий, движением к преображенному миру.

Учебник «Обзор риторических идей» у Пселла занял всего несколько страниц. «Идеей» он, вслед Гермогену, называет некоторый общий вид речи, ее внешний вид, ее ухоженный стиль, по которому мы узнаем, что это речь окультуренная, преображенная. Так, например, идеей будет «ясность»: неясную речь никто не признает ни мудрой, ни искусной:

Ясность делится на два подвида, на чистоту и точность. Чистая речь имеет мысли, общие для всех, не содержащие в себе ничего глубокого, ее метод – голое изложение событий без каких-либо внешних добавлений, слова ее не отобранные, а общие для всех. <…> Точная речь имеет мысли упорядоченные, свое рассуждение она ведет от начала и предначертывает его дальнейший ход и результат. Метод точной речи состоит в том, чтобы располагать вещи естественно, ее фигуры – это собирание, перечисление (…)[25]

Мы бы сказали, что чистая речь – это чистая фактография, хронология, вроде наших таймлайнов или соотносительных таблиц. А точная речь – это то, что мы называем полнотой обзора, когда точность определяется тем, что мы учли все мелочи и все нюансы. Для столь полного обзора надо, действительно, начать с самого начала, а потом показывать, как появлялись детали, не подразумевавшиеся начальной картиной. Тогда мы дадим точное описание предмета.

Смешение чистой и точной речи иногда бывает, когда в инструкции слишком кратко объясняют, как собирать какой-то прибор, вроде «закрепите все выступающие детали на верхней крышке»: так что только посвященные мастера знают, как это сделать. Пселл предостерегает от этого смешения, которое в юридической области может оказаться роковым, когда «нарушением порядка» могут назвать и государственный переворот (в духе чистой речи), и малейший проступок (в духе точной речи).

Пселл не ограничивается описанием свойств величавой речи. Величавость бывает различной, и он выделяет в ней разные виды, например:

Суровая речь заключает в себе мысли, направленные против высших лиц, когда обличителями выступают низшие. Ее метод состоит в том, чтобы делать это открыто, словами она пользуется стершимися, которые сами по себе сухи. Фигуры в суровой речи – это повеление и укоризненный вопрос…

В стремительной речи бывают мысли порицающие, обличающие людей низших. Ее метод – говорить открыто, ее словарный состав допускает нужное для дела словотворчество. <…>

Блистательная речь содержит в себе мысли, которые вселяют в ритора храбрость или, вернее, в которых он проявляет свою храбрость. Метод блистательной речи состоит в том, чтобы не колебаться и о славных вещах говорить с большим блеском. Слова в ней торжественны, фигуры – отрицание, бессоюзие, причастные обороты, оторванность слов друг от друга и удлиненность колонов [частей периода], остальное же все совпадает с торжественной речью[26].

Итак, «методом» Пселл здесь называет поведение оратора: именно оно, а не содержание речи должно впечатлить публику. Это напоминает, как часто в истории театра было важно не какую пьесу ставят, а насколько смело она «звучит» в данном социально-политическом контексте. Для Пселла разные типы речи позволяют по-разному играть пьесу государственной жизни, давая слово и сильным, и слабым.

Просто красивая речь, в отличие от величавой, не имеет метода – это текучая речь, которая как будто возникает сама по себе, сама приходя на уста оратора. В ней в меру новых слов, в меру анализа, в меру синтеза.

Некоторые виды речи, которые выделяет Пселл, превращают судебный процесс в род театра. Мы легко увидим в горячей речи речь обвиняемого, в правдивой – речь прокурора, а в тяжелой – речь адвоката:

Не делится на подвиды и горячая речь. Особых, только ей свойственных мыслей она не имеет, метод ее состоит в том, чтобы пользоваться быстрыми антитезами. Ее фигуры – это прерывание речи вводными замечаниями, причастные обороты, бессоюзие, перечисление имен, перемены конструкции в мелких отрезках, негладкие сплетения…

Правдивая речь тоже неделима. Мысли в ней простые и пристойные. Метод – досада и другие страсти, пользование ими без предварительного пре-дупреждения и непоследовательность в страстях. Слова в ней суровы. Ее фигуры – это стремительность в жалобах и в изложении основного содержания, а также обращение сначала к одному лицу, затем к другому, утверждение уже высказанной мысли. <…> Жалобы в ней должны быть просты.

Тяжелая речь – это такая речь, которую нельзя рассматривать саму по себе и которая состоит из простоты, пристойности и чего-то еще, что свойственно другим чертам характера. Мысли в ней – порицающие, метод – ирония, фигура – сомнение