сначала надо прописать нужные буквы этого алфавита, а потом уже эмоционально реагировать на происходящее.

Тогда как Гермоген показывает, что один безошибочный оратор, Демосфен, в истории был. Неизвестно, был ли Демосфен во всем прав как политик. Но он был во всем прав как своеобразный естествоиспытатель риторики, как человек, создавший самые правильные общеизвестные истины. Демосфен для Гермогена примерно то же, что для современных химиков Менделеев с его таблицей. Нужно ставить новые опыты, которые хотя и не сделают тебя Менделеевым, но сделают настоящим ученым-химиком. Изучив прописи Демосфена и ясно глядя на рациональное устройство мира, последовательно идя от смысла к композиции и ритму, ты не станешь Демосфеном – но никто не скажет, что как оратор ты не профессионален.

5

Хранитель библейской и античной добродетели

Алкуин

Алкуин (ок. 735–804) – если не одно из самых памятных, то одно из самых звучных имен западного Средневековья. Советник Карла Великого, создатель и первый ректор Палатинской Академии, то есть придворной школы всех античных наук, знаток библейской и античной мудрости, с которым никто из современников не смог бы сравняться, даже если бы учился всю жизнь. Алкуин принадлежал к редкому типу распространителей знания – людей, которые как что-то узнают, сразу спешат со всеми поделиться. Но только обычно распространители знания поспешны, они торопятся рассказать, не изучив предмет до конца, тогда как Алкуин умел сразу схватить суть. Осваивал ли он историю, математику или философию, он сразу отмечал, что́ главное в этих науках, на чем в них строится достоверное знание, – и потом без особого труда достраивал эту постройку. Можно сказать, он был первым мыслителем не «романского», а «готического» типа, вспоминая средневековые стили архитектуры: как в готическом соборе главное – ребра, на которых держатся все элементы, включая окна с дивными витражами, так и в трудах Алкуина главное – понимание основных принципов, основных методов каждой науки, последовательного алгоритма получения знания. Отдельные подходы и аргументы – стены такого здания, их уже нетрудно выстроить, когда методы усвоены надежно, когда на этих ребрах покоится вся тяжесть эрудиции.

Алкуин был неутомим: он создал библиотеку и скрипторий, где античные сочинения, например сочинения Цицерона, и труды христианских богословов переписывались для дальнейшего распространения. Он писал во всех жанрах тогдашней словесности: и поэмы, и жития, и похвальные слова. Удивительная гибкость ума превращала любое его сочинение в скрытый диалог. А учебники были построены как настоящие диалоги. Таков и его учебник по риторике: как и Исократ, Алкуин обращается напрямую к монарху. Но он выводит и монарха как участника учебного диалога: в его труде Альбин (иное, несколько стилизованное имя Алкуина) разговаривает с Карлом Великим, отвечает на его вопросы. Тем самым искусство красноречия всякий раз получает высшее гражданское благословение.

Риторика в Средние века принадлежала к «тривиуму», буквально «трехпутью». У нас слово «тривиальный» стало означать банальный, не изобретательный. Но «тривиум» – это совокупность трех наук: логики, грамматики и риторики. Логика учит хорошо мыслить, грамматика – хорошо писать, а риторика – хорошо выступать устно. Это вовсе не тривиальные в нашем смысле науки: в их состав входят не только правила и предписания, но и интуиция, и искусство оценки.

Грамматик – это не просто тот, кто пишет гладко, не путая падежи, но кто ценит хорошо написанные тексты, хороший стиль, строг и взыскателен к себе и находит лучшие образцы среди чужих сочинений. Благодаря грамматике возникают самые блестящие произведения. Так и оратор – не просто тот, кто говорит увлекательно, но кто умеет ценить чужие речи, кто уподобляется Цицерону, вживается в эту роль. Можно сказать, что Алкуин был дальним предшественником Константина Станиславского с его требованием входить в образ. И если ты стал столь же чутким и столь же широко мыслящим, как Цицерон, то науки вокруг тебя будут процветать.

Алкуин вслед за Цицероном утверждает, что ораторское искусство создало цивилизацию. Но если Цицерон говорил по преимуществу о самой силе речи как общем свойстве людей в отличие от животных, то Алкуин вспоминает созданный софистами миф о культурном герое, гениальном законодателе, который изобрел и язык. Для Цицерона речь – замена когтям, зубам и сильным ногам: человек слаб телом, но благодаря речи может организовать оборону, построить городские стены, создать инфраструктуру выживания. Софисты и Алкуин считали, что был какой-то великий человек, создавший речь как всеобщий закон.

Софисты доказывали, что культура создана каким-то одним человеком, в основном чтобы обосновать свой релятивизм – значит, любые законы, в том числе нравственные, можно поменять, а нынешний лидер мнений решает все. Софисты мысленно подставляли себя на место этого древнего мудреца. Алкуин мыслит иначе: древнейший мудрец – это как бы лучший друг разума, который на любой призыв разума отвечает речью и потому создает универсальную речь для всего общества. Он отзывчив, он отзывается самой Премудрости, – и его отзыв и обеспечивает социальное единство людей.

Позиция Алкуина была усвоена в культуре: так, в эпоху Возрождения некоторые ученые считали таким древнейшим мудрецом мифического Гермеса Трисмегиста, который считался одновременно богом Гермесом, учителем Моисея и предшественником Платона. Фигура Гермеса Трисмегиста позволяла объединить языческую и христианскую мудрость в едином понятии изначального благочестия. Алкуин наделяет этого первоначального мудреца умением убеждать самых диких людей, говорить и настаивать до тех пор, пока люди не будут перевоспитаны:

Тогда-то некий муж, несомненно великий и премудрый, открыл, какие средства и большие возможности к величайшим делам заложены в душе человека, если бы только извлечь их и усовершенствовать обучением. Он силой убеждения собрал рассеянных в полях и прячущихся в лесных жилищах людей в одно место, объединил и увлек их ко всяческим полезным и почтенным занятиям. Люди сначала шумно противились из-за непривычки, но потом, поддавшись его убеждению и красноречию, стали слушать его очень внимательно и сделались спокойными и тихими из диких и свирепых. И, думается мне, господин мой король, разум безмолвный и лишенный дара речи не мог бы заставить людей внезапно отвратиться от привычного и перейти к иному образу жизни[18].

Согласно Алкуину, риторика проводит слушателей через ряд статусов. Риторико-юридический термин «статус» Алкуин позаимствовал у Гермогена, но распространил не только на судебное, но и на совещательное красноречие. Если слушатели – судьи, то, например, одним «статусом» будет решение вопроса, виновен человек или нет, а другим «статусом» – какое наказание ему назначить. Тем самым риторика встроена в официальные процедуры следствия, судопроизводства и назначения наказания, но также и в официальные процедуры принятия государственно-политических решений. Напомню, что из слова «статус» произошло и название государства в современных европейских языках (state, stato, état…), то