Максимов посмотрел на меня с укоризною: «В хвосте лежит жёлтый чемодан, принеси, там пистолет, я тебя застрелю». Пришлось произносить какие-то жалкие слова, что не служил, насчет подай-принеси не знаю, как это делается. Николай Иванович полез под диван, свалился под стол, сподвижники стали его поднимать. Выгребли директора из-под стола, а в руках у него ружьё. «Вот тебе ружьё, принеси мне чемодан, будем стреляться!» Как говорят классики, вечер переставал быть томным. Директор он потому директор, что умный — поняв, что я начинаю терять рассудок, поменял условия моего «уничижения». «Ладно, отгадаешь три загадки — сбудутся пожелания, что лежат у тебя в чемодане, не угадаешь — не взыщи». Загадки я, видимо, отгадал, потому как, по рассказу очевидцев, директор вывел меня из самолета под белы рученьки, загрузил в директорскую «Волгу» и отправил в заводскую гостиницу на Сталинградской улице. Хозяйка гостиницы встречала с высшими почестями. Утром прихожу на завод, сдаю в бюро пропусков документы, мне их возвращают, говорят — чужие. Что такое? Оказывается, когда на Базе дали команду приготовить документы на Ульянова, то их приготовили, естественно, на отца. Я не проверил и оказался в глупом положении. Но жизнь наша, что полосочки на зебре! Стою у проходных, горюю, вдруг — о, счастье, идет Зиновий Матвеевич Эдельштейн. Рассказал ему о своем горе. Эдельштейн подвел меня к подъезду без опознавательных знаков, оставил около вахтёра. Через пару минут — телефонный звонок. Вахтёрша приглашает пройти на третий этаж в кабинет директора.

В кабинете директора собрались начальники цехов и отделов. Директор очень коротко: «Приехал представитель ЖЛИиДБ, до 4-х часов подготовьте вместе с ним перечень запасного оборудования, необходимого для проведения парада, ответственный — начальник отдела комплектации».

В отделе комплектации всё было готово, мои списки приняли без обсуждения. Кроме того, у всех была статистика отказов по их департаменту, и каждый, во избежание порки за срыв парада, старался перестраховаться. На Казанском заводе строгий порядок.

В четыре часа все в сборе, на столе директора проект приказа о порядке гарантийного обслуживания самолётов-участников парада, и приложение — огромный список запасного оборудования. Список разделён на две части. Первая часть оборудования поставляется немедленно представительству завода в городе Жуковском, вторая часть хранится на заводе и немедленно поставляется в город Жуковский по запросу представителя завода. Подпись директора — и механизм запущен. Стали расходиться, директор подозвал, поблагодарил за работу, с усмешкой пригласил на завтра в самолёт — лететь в Москву.

Рано утром в гостиницу пришла машина и отвезла на самолёт. Провожающие передали пакет для Корнеева с копией приказа и письмом Максимова. Не знаю, что было в письме, но Корнеев, читая письмо, улыбался и меня похвалил.

Завод выполнил взятые на себя обязательства. Для парада было поставлено двенадцать самолётов. В период подготовки к параду простоев самолётов по неисправности удалось избежать. Для меня трёхдневная командировка превратилась в высшие курсы повышения квалификации. Вся эта процедура кем-то была организована. Сценки в самолёте — всего лишь реакция директора на полученные указания. На тот момент он один знал, какой груз везёт в своём чемодане. Возможно, он рассчитывал, что на завод приедут серьёзные люди — главный конструктор Дмитрий Сергеевич Марков, начальник ЖЛИиДБ М.Н. Корнеев, и сообща будут решать проблемы, а вместо них — какой-то хрен со списками, да ещё выпендривается.

Мой главный учитель в школе жизни Юрий Георгиевич Ефимов учил не ходить к начальству советоваться, а сразу печатать документ и нести на подпись. Но документ должен быть полным, закрывающим проблему. Приказ, подготовленный для подписи директору — классический образец административного творчества. В приказе нет ничего сверхъестественного. Приказ уточняет порядок выполнения святого для серийного завода дела — гарантийного обслуживания, но уточняет так, что не исполнить поручение мгновенно невозможно. Исполнение приказа — дело не простое. Самолёт в те времена был, прямо скажем, не очень. Из первой десятки самолётов погибло четыре, не налетав и сотни часов. На «10», к примеру, на исполнительном старте лётчик перепутал выключатели и убрал шасси; машина разломалась, хорошо, что не загорелась.

В личном плане, эта поездка сделала мне пожизненную прививку супротив распития горячительных напитков в самолёте, да ещё с начальством.

Парадные страсти разгорались с каждым днём. Работать меня прикрепили к Леонарду Андреевичу Юмашеву на «17», командиром на ней летал Э.В. Елян. Оказывается, самое трудное в парадном расчёте для лётчика — быть запасным. Запасной должен уметь занять, при необходимости, любое место в строю. В нашем случае запасными стали Э.В. Елян и АП. Якимов. Якимов Алексей Петрович — начальник лётной службы, главный лётчик фирмы, Герой Советского Союза, полковник. За плечами огромный перечень особо важных работ, включая полёты в Америку на Ту-114 с Хрущёвым на борту, и он, по своему хотению, становится запасным.

На «17» плохо запускались двигатели. Мотористы приняли решение заменить пусковой блок, форсунку со свечой. Работу выполнял опытнейший слесарь Рыбинского КБ Шумкин Джон Алексеевич. Но и на старуху бывает проруха. Джон упустил болт в отверстие от снятой форсунки на камере сгорания. Болт провалился в камеру сгорания, достать невозможно, двигатель надо менять. Замена двигателя с отработками — двое суток, хорошо двигатель, в соответствии с волшебным приказом, уже приехал на базу. Соскучились мои руки по гаечным ключам и плоскогубцам!

Но — родилась идея, как обойтись без такой трудоемкой работы. Позвонил Джону, пошли на свалку, нашли старое реле, сделали из него электромагнит. А на самолёт уже пришли рабочие, менять двигатель. Прошу их немного подождать. Мужики скандалят, у них аккордный наряд на время и на деньги. Джон тем временем резиновым молотком постучал по камере сгорания — упавший болт отозвался лёгким звоном. По его следу стали опускать нашу самоделку. Постукиванием определяли сближение двух предметов в камере. Когда предметы сблизились, включили подачу электричества, лёгкий щелчок — клюнуло, стали тащить. Вышла наша удочка с болтом на электрокрючке. Ура! Двигатель спасли, но мужики сильно обиделись. Подъехало начальство разбираться: почему Ульянов не даёт снимать двигатель? Докладываю: двигатель менять не надо, дефект устранили, через полчаса можно лететь. С той поры в моём послужном списке есть приказ заместителя министра авиационной промышленности Лещенко с объявлением благодарности и начислением денежной премии в 200 рублей.

Накануне парада на стоянке посмотреть на творение рук своих собралось всё начальство. Мне потребовалось передать Ефимову документы, стою в сторонке, жду удобного момента. Подходит ко мне директор завода Максимов, неожиданно спрашивает: не выгонишь? Поздоровались, Максимов спросил: как дела, хорошо ли исполняется приказ? Я поблагодарил его за заботы, сказал, что приказ