лугами Швейцарского плато. Ида там тосковала и постоянно капризничала. Кама же, наоборот, обретал в этой идиллии способность мыслить трезво и находить выход из казалось бы безнадежных ситуаций.

Егер любил маленькие ресторанчики на набережной и, зная, что Ида терпеть не может «деревенский антураж», нарочно назначал встречу в одном из них. Наблюдая, как она, одетая в вычурное платье и с ниткой жемчуга, доходившей до колен, движется к небольшому кафе с видом на городскую ратушу и речку Ройс, выпадающую в этом месте из Фирвальдштетского озера, он испытал поистине садистское удовольствие.

Не все же ему мучиться, в самом деле.

Она присела к нему за столик и, соорудив на лице страдальческую мину, поинтересовалась, готовят ли тут, по крайней мере, приличный кофе.

– И кофе, и профитроли просто великолепны, – ответствовал Кама, подзывая официанта.

– Здесь пахнет квашеной капустой, – поморщилась Ида.

– Не здесь. Неподалеку эльзасский ресторан. Капуста со свининой, я думаю.

Сообразив, что над нею издеваются, Ида скривила ядовито-красные губы, собралась ответить что-нибудь резкое, но передумала. Егера все равно задеть не удастся, только нарвешься на новые саркастические выпады.

Она поиграла жемчужинами колье и, наклонившись над стаканом с холодной водой, одними губами произнесла:

– Паскевич уезжает вечером в пятницу. Вернется в воскресенье ближе к обеду.

– Кто остается в особняке? – также почти беззвучно уточнил Егер.

– Все слуги. Он не отпустил никого. Возможно, хочет вернуться раньше.

– Охрана?

– По периметру парка, на первом этаже двое, на втором – тоже.

– Кабинет?

– Виден с обоих концов коридора, поэтому непосредственно рядом с ним никого нет.

– Ключ?

– Слепок у меня в сумочке.

– Оставь под салфеткой. И…

Подлетел расторопный юноша с подносом. Запахло свежим кофе и выпечкой. Ида хищно потянула носом.

– И, – закончил Кама уже громче, – рекомендую местное пирожное с ванилью. Тебе понравится.

Он прекрасно знал, что сладкого Ида не ест совершенно, поэтому с удовольствием предвкушал ожидаемую реакцию.

И тут Ида удивила:

– Обожаю ванильные пирожные! Закажи мне два, пожалуйста!

Не сдержавшись, Кама округлил глаза. Ида взглянула на него по-детски наивно. Обычно опущенные уголки губ сложились в очаровательную улыбку:

– Что такое?

– Дорогая, сегодня ты прекрасна, как никогда, – ответил Кама и поцеловал протянутую над столиком узкую руку.

Раньше он считал Иду Рубинштейн воплощением эпатажа, но позже понял, что просто отстал от жизни. Настоящий эпатаж – это совсем другое.

В Америке, где пришлось пробыть почти год, ему необходимо было сблизиться с четой Мэрфи, красивой и богатой парой, через которых он собирался выйти на нужного человека. Продолжать знакомство Кама не планировал, но однажды случайно встретил Джеральда Мэрфи в Париже и был немедленно приглашен на их виллу в Антибе.

– Мы собрали там настоящую американскую колонию, – с гордостью заявил Мэрфи.

На приеме в Антибе его познакомили с Френсисом Скоттом и Зельдой Фицджеральд. Кама успел прочесть роман Фицджеральда «По эту сторону рая» и был настроен на вдумчивый разговор с модным писателем, ну, или, по крайней мере, легкую беседу о литературе. Однако юная чета весь вечер выделывала такие коленца, что поразила даже его, видавшего виды человека. Сначала Скотт запустил ягодой из десерта в английскую герцогиню, потом разбил любимые бокалы четы Мэрфи, а под конец вообще выкинул номер: поспорил с одним из гостей, что сможет распилить человека пилой, и тут же решил попробовать на официанте. Беднягу привязали к стулу, и если бы тот не сумел сбежать, пока Скотт искал инструмент, неизвестно, чем бы все закончилось. Хозяева взирали на выходки баловня судьбы чуть ли не с умилением, объясняя шокированным гостям, что Скотта просто переполняет радость жизни. Еще более странно вела себя Зельда. Половину вечера она просидела, не реагируя на происходящее, а потом вдруг начала громко смеяться и, вскочив на стол, принялась расшвыривать носком туфли еду, стараясь попасть в кого-нибудь.

Венцом этой странной вечеринки стал звонок из жандармерии. Оказалось, на обратном пути Фицджеральды заблудились, выехали на узкоколейку и заснули прямо в машине, когда та застряла на путях.

– Клянусь, они нарочно все придумали! – смеялся Мэрфи, которого Кама подвез к управлению жандармерии. – Они обожают эпатаж!

После этого случая Егер пересмотрел свои взгляды на жизнь и стал относиться к Иде гораздо снисходительнее.

– Когда увидимся в следующий раз? – поинтересовалась она.

– Смотри, не вздумай поправиться, – ответил Кама, поднимаясь из-за стола, и показал глазами на сияющего официанта, несущего упоительно пахнущие ванилью пирожные.

В этот же день он выехал в Цюрих. Недалеко от него мультимиллионер и скользкий политик Паскевич как раз прикупил хорошенький особнячок с обширным парком.

Ида была права. Даже ночью в особняке не спали. На первом этаже свет горел повсюду, на втором – только в коридорах, но это мало что меняло. Дверь хозяйского кабинета, расположенного в центре коридора, отлично просматривалась. Охранникам незачем было ходить туда-сюда, достаточно сесть с бутылкой пива на стул по разным концам и все. Мышь не проскочит.

Попытка попасть в помещение через окно, например, спустившись с крыши, могла стать невероятным приключением, но была заранее обречена на провал. Егер знал, что окна кабинета замурованы изнутри, создавая видимость источника света за счет вставленных в стены замаскированных ламп. Сей факт Егер установил во время светского визита, нанесенного Паскевичу в прошлую пятницу. Сам хозяин об этом не догадывался, и, абсолютно уверенный в неприступности своего личного Форта Нокс, отбыл на встречу с министром в отличном расположении духа. Впрочем, его золотой запас Каму не интересовал.

Только одно не учел Паскевич, организуя охрану, – любовь охранников к пиву. Ту самую, непобедимую.

Изучению привычек и вкусов охранников, которые оставались на дежурстве в особняке этой ночью, Кама посвятил целый день. Результатом стала доставка бочонка из старинной пивоварни Falken, для чего Кама специально посылал Якова в Шаффхаузен. Бочонок сопровождался запиской, в которой дядя начальника охраны поздравлял племянника с помолвкой и грядущей свадьбой. Дядя, помолвка – все было настоящим, что еще раз подтверждало особую ценность Якова в качестве организатора подобного рода штучек.

Единственным тонким моментом была недостаточная уверенность в том, что начальник охраны захочет делиться пивом с остальными.

На этот случай у Камы были заготовлены свои штучки, не уступавшие по казуистике тем, что придумывал Яков.

Ночь была лунной, и Кама, выжидавший, когда можно будет начать работу, не скучал. Рисунок созвездий всегда вызывал в нем священный трепет и рождал мысли о величии вселенной.

На этот раз, правда, в мысли о глобальном вмешались те, которые он обычно гнал от себя, когда работал. Эти мысли всегда были связаны с Анной и только с Анной. Разумеется, выбить себя из колеи он им не позволял, но дыхание иногда все же сбивалось. А это было плохо.

Вот и сейчас, глядя на звездное небо, в созвездии Лебедя между Денебом и Альбирео он умудрился увидеть ее лицо с завитушкой волос у виска.

Это было настолько глупо, что Кама чертыхнулся про себя.

Нашел время!

Наконец он счел, что пора.

Его дальнейшие действия были стремительными и продуманными вплоть до того, как он оказался перед сейфом в кабинете Паскевича.

С этого момента следовало действовать иначе.

Вскрытие сейфа не терпит суеты.

Выравнивая дыхание, Кама сосчитал до пяти и принялся за дело.

Отворяя тяжелую дверцу, он не переставал прислушиваться к звукам,